Николай Романецкий - Полдень XXI век 2009 № 03
Ну, что, пришел он?
— Севка, ты чего там ваяешь?
— Крокодилыч актуал затребовал.
— Так он пришел уже?
— Ну. У Ники сидел, я ж завтра тоже банк беру. Сейчас у себя.
— Нет, Сев, тебе банк нельзя: у тебя противокозелок заметный. Во, и взгляд пустой — очень особая примета.
— Да пошел ты, эксперт…
Именно. Так, поправим галстучек.
— Можно, Исидор Кириллович?
— Вот, на ловца и зверь. Заходите, Филипп, у меня как раз есть для вас тридцать секунд, и вы успеете мне сообщить, что там у нас с возмещениями от этих складских отморозков?
— Так ведь это как бы не мое дело, Исидор Кириллович, вы же сами вели.
— Не наглейте, Филипп, вам еще рано. Вы что же хотите, чтобы я, кавалер ордена «Айс харт», делал за вас свою работу? Короче: сводку мне на стол завтра к двенадцати ноль-ноль. Разумеется, и новые оферты. Мне возмещение — и я воздам. Дерзайте, молодой человек. И когда-нибудь, при попутном ветре, вы тоже станете императором чукчей.
— Когда их там не останется.
— Исчезновение наших северных ледовитых жителей — это печально, но, сдерживая слезы, последнему из них вы должны успеть продать холодильник! Заодно и по «Грошовым» всё захватите — посмотрим. Что-то неясно?
Гад. Крокодил. Да, обаятельный, но гад. Но обаятельный! Странно со Скрябиным. Непредсказуемое развитие тем. Музыка сфер, но не наших. Альб же говорил, что музыка и поэзия бывают неотразимы в своей зашифрованности. «Не ломайте голову, наслаждайтесь непониманием». Да я всю жизнь только им и наслаждаюсь.
— Севка, ты чего это?
— Трубку возьми. Не слышишь?
— Добрый день! «Хладомор-сервис» вас слушает. Простите, что-то не узнаю. Левка? Во, тыщу лет! Откуда, спортсмен? В длинном отпуске? Так ты всё на паровозах рефрижируешь? А чего, надоело кочевать? Бригадира — с поезда? На полном ходу, понятно. И что? Штаны порвал. Да, веселая у вас там жизнь. Ну, спиться везде можно, пить или не пить — вот в чем вопрос. И куда надумал? А сколько ты там имел? Ну, это и я столько — не каждый месяц, а тебе дадут в три раза меньше: у тебя же торгового опыта нет, ты сюда приходишь с нулем. И я так же пришел — я же сначала сидел холод проектировал. Потом понял, что это не греет, и прибился сюда. Ну, я поговорю — на той неделе позвони. Видел из наших кого-нибудь? Кольку? Он все там же, на криогене? Да, меня по молодости тоже на глубокий холод понесло: романтика! Потом подумал и перескочил на умеренный. Ну, был я на его защите. Интересно, но дальше-то что? С утра до ночи за триста баксов, чтобы через пятьдесят лет заслужить некролог в каком-нибудь «Холодильном и боенском деле» — помнишь? Всё ты забыл на своем стылом бронепоезде. Ладно, Левка, дела у меня. Созвонимся. Пока.
Нет, Лева, извини, это твои проблемы. Ты тут надерешься, подерешься, клиентов пораспугаешь, а мне скажут: кого привел? Мне это надо? Мне этого не надо. Мне надо совсем другое…
— Юстик? Почему так рано дома? Ну, хорошо, значит, повезло; маму дай. В парикмахерскую? Да, я знаю, к бабушке и дедушке, очень хоро… Ну, что еще? Юрий, это тебе задали или мне? Всё, это твоя работа — сиди и работай. Всё, я сказал. Мама, когда придет, пусть… ладно, не надо ничего, сам позвоню.
Иждивенец. Женское воспитание. Вот, Гульд играет Семнадцатую. Всё словно в замедленном повторе, каждый звук словно рассматривается в увеличительное стекло. Интересно. Нет, без улыбки слушать нельзя: это не Бетховен, но интересно! То есть в нотах — буквах, красках — записано не всё. Искусство — это какое-то бинарное психическое оружие, компоненты которого могут соединиться только в мишени, — и она оказывается поражена. А могут не соединиться, и тогда она зевает и требует вернуть деньги.
— Севка, ты чего?
— Чего? Я ничего не говорил.
Альб о Рихтере как-то сказал: уровень, на котором реальность музыки становится ее историей. Это уже соединительное звено между настоящим и вечностью. Как те квантовые туннели, связывающие с любой точкой Вселенной, с бесконечным. Есть ли они в материальной природе — еще вопрос, а в духовной — вот, есть. И есть свидетели. Композиторы умирают, бессмертны только ноты; Альб говорил — за нотами бесконечность. Ноты — это частицы мысли-чувства, частицы-волны. А что такое исполнитель? В зависимости от того, как он произносит «те же» звуки, во мне или возникает их отзвук, то есть высказанное продолжается уже внутри меня, переложенное на язык моего существа, или всё затухает, отзвука нет, прием не состоялся. Исполнитель — связующее, центральное звено в цепи человеческих созвучий, в кантилене человеческой… канители! Я же помню, мне было ужасно жаль Рахманинова, когда я услышал, как его играет Рихтер: не дожил Сергей Васильевич, не услышал, как надо играть то, что он написал. Вот так надо… Нет, не может быть, — услышал. Конечно, услышал, но все-таки жаль, что так поздно и — уже не здесь. Хотя… еще, пожалуй, разругались бы. Радио, что ли? Хрень какая-то. Выспаться надо, дохожу уже. Вот в отпуске и выспимся. Ладно, позвоним бародержцу.
— Жора-сан, привет. Да вот, решил узнать, как живет наш общественный питатель. А у хладоагента горячая новость! У нас тут обменник грабанули, в нашем подъезде, и я — главный свидетель: кассирша в слезах, всё путает, охранник в больнице, неизвестно, выживет ли, а я с ним нос к носу столкнулся! Что «тогда не выживет»? Да не с охранником столкнулся, а с налетчиком, причем когда он уже маску снял, ты понял? Почему я не в больнице? Потому что это уже на улице было: люди мимо шли. То есть он ко мне дернулся, взгляд, я тебе скажу, — я даже точно подобрать не смог, у них в компьютере таких глаз нет. Да не у страха велики, я же не знал, кто это. И не двоилось, не из твоего бара ехал. Хотя, знаешь, в принципе, могло: у меня сегодня чего-то в мозгах двоится, то я — то не я. Да хрень какая-то, непонятные мысли вдруг откуда-то лезут, слова какие-то дурацкие. Ну нет, на сегодня у меня другие планы — давай завтра? И шары можно… Ну, давай, до завтра.
Художник — ученик чародея: он не владеет теми силами, которые вызывает. Альб говорил, что всякое произведение — перевод с какого-то уже существующего оригинала и что в словах художника всегда косое сечение замысла. Но если оригинал существует, то как к нему пробиться?
Четверг, 12 апреля— Исидор Ки…
— …Я вам, кажется, русским языком говорю: агрессивный промоушен скроллов как альтернативы полугерметикам требует корпоративной санкции на уровне топ-менеджмента — что непонятного? Это не бизнес-проект, а бизнес-прожект, я его замораживаю, и скажите спасибо, что не вместе с вами! Всё, прения закрыты… Промоутеры хреновы! Ну, что у тебя?
— Сводка по возмещениям, оферты.
