Клайв Льюис - За пределы безмолвной планеты
"Ага, значит серони - интеллигенция, - заключил Рэнсом. - Должно быть, они и есть настоящие правители, хотя и скрывают это".
Он попытался узнать, что будет, если сорны воспользуются своей мудростью и заставят хроссов работать на себя. Яснее выразить свою мысль по-малакандрийски Рэнсом не смог (на Земле это бы звучало: "используют свои научные достижения для эксплуатации соседей, стоящих на более низкой ступени развития"). Впрочем, он зря старался: как только было упомянуто, что сорны плохо воспринимают поэзию, хроссы немедленно перешли на литературную тему. И из последовавшего горячего обсуждения - по-видимому, вопросов поэтического мастерства - Рэнсом не понял ни слова.
Естественно, не все его беседы с хроссами были о Малакандре. Приходилось расплачиваться сведениями о Земле, что было не так-то просто. Во-первых, к своему стыду, он обнаружил, что о родной планете знает слишком мало, а во-вторых, часть правды он предпочел скрыть. Ему вовсе не хотелось слишком распространяться о войнах или уродстве современного промышленного века. Рэнсом помнил, чем кончились лунные приключения уэллсовского Кейвора. Когда хроссы настойчиво расспрашивали его о людях (они называли их "челховеки"), какое-то чувство стыда охватывало его, словно он должен был прилюдно раздеться. В придачу он не собирался рассказывать, что его привезли на Малакандру, чтобы отдать сорнам, поскольку с каждым днем все больше убеждался, что сорны - правящая раса. Но даже того малого, что он рассказал, оказалось достаточно, чтобы воспламенить воображение хроссов. Все поголовно начали слагать поэмы о странной "хандре", где растения тверды, как камень, а трава зелена, как горы, где вода холодная и соленая, а "челховеки" живут прямо на "харандре".
А еще больше их заинтересовал рассказ о водяном хищнике с огромными зубами, от которого Рэнсом бежал уже в их мире и даже в их хандрамите. Все хроссы сошлись на том, что это "хнакра", и необычайно разволновались. Рэнсом узнал, что уже много лет в долине не появлялась ни одна хнакра. Молодые хроссы теперь всегда держали наготове оружие - примитивные гарпуны с костяными наконечниками. Обеспокоенные матери старались держать детей подальше от воды. А детишки постарше стали играть на мелководье в охоту на хнакру. В общем, сообщение о хнакре оживило жизнь.
Хьои отправился подправить лодку, и Рэнсом увязался за ним. Ему хотелось быть полезным, и с примитивными инструментами хроссов он уже немного научился управляться. Вдвоем они направились к протоке, где стояла лодка, невдалеке от поселения.
Рэнсом шел за Хьои по узкой тропе, когда им встретилась юная самка-хросс, еще совсем подросток. Она что-то говорила, но не им: ее глаза были устремлены в какую-то точку ярдах в пяти в сторону.
- С кем ты разговариваешь, Хрикки? - удивился Рэнсом.
- С эльдилом.
- Где он?
- Разве ты не видишь?
- Нет, ничего не вижу!
- Да вот же он! - воскликнула она. - Ну вот, исчез. Неужели ты не видел?
- Нет...
- Эй, Хьои! - поразилась девочка. - Челховек не видит эльдила!
Но до Хьои ее слова уже не долетели - он шел дальше и ничего не заметил.
Рэнсом решил, что Хрикки разговаривала "понарошку" - совсем как дети на Земле. Через минуту он снова был рядом с Хьои.
XII
Они трудились над лодкой до полудня, а потом растянулись на траве рядом с теплым потоком и принялись за обед. Подготовка к боевым действиям против хнакры позволяла Рэнсому заговорить на интересующую его тему. Он не знал местного слова со значением "война", поэтому спросил, как сумел:
- Бывает ли у вас, чтобы серони, или хросса, или пфифльтригги вот так, с оружием в руках, шли друг против друга?
- А зачем? - удивился хросс.
Объяснить оказалось не так-то просто.
- Например, - наконец сказал Рэнсом. - у одною народа что-то есть, а другой народ хочет забрать это себе, но первый народ не соглашается отдать... Могут тогда другие применить силу? Могут сказать: "Отдайте, или мы вас перебьем?"
- Что же они могут потребовать?
- Ну, например, еду.
- Если другим хнау нужна еда, почему же не дать? Мы часто так и делаем.
- А если вам самим не хватает?
- Волею Малельдила еда произрастает постоянно.
- Но послушай, Хьои, если у вас будет нес больше и больше детей, можно ли надеяться, что Малельдил расширит хандрамит и вырастит достаточно пищи для всех?
- О таких вещах знают серони. Но зачем нам больше детей?
Рэнсом не знал, что и сказать. Но все же решился.
- Разве для хроссов зачинать детей - не наслаждение?
- Одно из самых великих, челховек. Мы зовем его любовью.
- У нас бывает так: испытав наслаждение, человек хочет, чтобы оно повторилось. И может родиться столько детей, что пищи на всех не хватит.
Хьои не сразу понял, о чем толкует Рэнсом.
- Ты хочешь сказать, - протянул он, - что челховек может это делать не год-два в жизни, а снова и снова?
- Вот именно!
- Но зачем? Не понимаю... Разве можно хотеть есть, когда пообедал, или спать, когда выспался?
- Но ведь обедаем мы каждый день! А любовь, по твоим словам, приходит к хросса лишь один раз в жизни.
- Зато наполняет всю жизнь. В юности он ищет себе пару, потом ухаживает за избранницей, родит детей, воспитывает их, а потом вспоминает обо всем этом, переживает заново и обращает в поэзию и мудрость.
- Так неужели ему довольно всего лишь вспоминать о наслаждении?
- Это все равно, что сказать: "Неужели мне довольно всего лишь есть мою еду?"
- Не понимаю...
- Наслаждение становится наслаждением, только когда о нем вспоминаешь. Ты говоришь так, будто наслаждение - это одно, а память о нем - совсем другое. Но ведь они неразделимы. Серони могли бы объяснить это лучше, чем я объясняю. Но в песне я сказал бы лучше, чем они. То, что ты зовешь воспоминанием, довершает наслаждение, как "края" завершает и довершает песнь. Когда мы с тобой встретились, момент встречи был и прошел. Сам по себе он ничто. Теперь мы вспоминаем его и он понемногу растет. Но мы все еще знаем о нем очень мало. Истинная встреча с тобой это как я ее буду вспоминать, когда придет время умирать. А та, что была, - только ее начало. Ты говорил, на твоей хандре есть поэты. Разве они не учат вас этому?
- Некоторые, возможно, учат... - задумчиво проговорил Рэнсом. - Но даже если говорить о песнях... неужели хроссу никогда не хочется снова услышать какую-нибудь великолепную строку?
К несчастью, ответ Хьои опирался на тонкий семантический нюанс, в котором Рэнсом так и не разобрался. В языке хроссов было два глагола, оба для него означали "стремиться", "страстно желать". Хроссы, однако, их отчетливо различали и даже противопоставляли. Поэтому, с точки зрения землянина, Хьои попросту сказал, что любой бы к этому стремился ("уонделоне"), но никто в здравом уме не стал бы к этому стремиться ("хлантелинс").
