Рэй Брэдбери - Сборник сборников
– Но, Джен, ты…
Она ласково улыбнулась:
– Да, Крис, мне будет одиноко. Но ведь у меня остается моя работа и остается Ральф.
– Ты хочешь сказать…
– Я заберу его из интерната. Он будет жить здесь, когда ты уедешь. Ведь именно это ты желал от меня услышать, Крис, верно?
Я кивнул, внутри у меня все будто онемело.
– Да, я как раз это хотел услышать.
– Он будет хорошим сыном, Крис. Почти таким же хорошим, как ты.
– Отличным!
Мы сказали Ральфу Прайори. Сказали, что я, очевидно, уеду учиться в Европу на год, и мама хочет, чтобы он поселился у нас, был ей сыном, пока я не вернусь домой. Мы выпалили все это так, будто слова обжигали нам язык. Когда же мы кончили, Ральф сперва пожал мне руку, потом поцеловал маму в щеку и сказал:
– Я буду рад. Я буду очень рад.
Странно, Ральф даже не стал допытываться, почему я все-таки уезжаю, куда именно и когда думаю вернуться. Сказал только:
– А здорово мы вместе играли, верно? – и примолк, словно боялся продолжать разговор.
Это было в пятницу вечером, Прайори, Джен и я ходили на концерт в Зеленый театр в центре нашего общественного комплекса, потом, смеясь, возвратились домой и стали готовиться ко сну.
У меня ничего не было уложено. Прайори вскользь отметил это, но спрашивать почему не стал. А дело в том, что на ближайшие восемь лет другие брали на себя заботу о моей личной экипировке. Укладываться незачем.
Позвонил учитель семантики, коротко и ласково пожелал мне, улыбаясь, всего доброго.
Наконец мы легли, но я целый час не мог уснуть, все думал о том, что это моя последняя ночь вместе с Джен и Ральфом. Последняя ночь.
И я всего лишь пятнадцатилетний мальчишка…
Я уже начал засыпать, когда Прайори в темноте мягко повернулся на своей кушетке лицом в мою сторону и торжественно прошептал:
– Крис?
Пауза.
– Крис, ты еще не спишь? – Глухо, будто далекое эхо.
– Не сплю, – ответил я.
– Думаешь?
Пауза.
– Да.
– Ты… ты теперь перестал ждать, да, Крис?
Я понимал, что он подразумевает. И не мог ответить.
– Крис, ты еще не спишь?
– Я жутко устал, Ральф, – сказал я.
Он отвернулся, лег на спину и сказал:
– Я так и думал. Ты уже не ждешь. Ах, черт, как это здорово, Крис. Здорово.
Он протянул руку и легонько стукнул меня по бицепсу.
Потом мы оба уснули.
Наступило субботнее утро. За окном в семичасовом тумане раскатились голоса ребят. Я услышал, как стукнула форточка старика Уикарда, и жужжание его парапистолета стало подкрадываться к мальчишкам.
– Сейчас же замолчите! – крикнул он, но совсем беззлобно. Это была обычная субботняя игра. Было слышно, как ребята смеются в ответ.
Проснулся Прайори и спросил:
– Сказать им, Крис, что ты сегодня не пойдешь с ними?
– Ни в коем случае. – Джен прошла от двери к открытому окну, и светлый ореол ее волос потеснил туман. – Здорово, ватага! Ральф и Крис сейчас выйдут. Задержать пуск!
– Джен! – воскликнул я.
Она подошла к нам с Ральфом.
– Проведете вашу субботу, как обычно, вместе с ребятами!
– Я думал побыть с тобой, Джен.
– Разве день отдыха для этого существует?
Она живо накормила нас завтраком, поцеловала в щеку и выставила за дверь, в объятия ватаги.
– Давай не пойдем сегодня к Космодрому, ребята.
– Ты что, Крис… Почему?
Их лица отразили целую гамму чувств. Впервые в истории я отказывался идти к Космодрому.
– Ты нарочно, Крис.
– Конечно, дурака валяет.
– Вот и нет, – сказал Прайори. – Он это серьезно. Мне тоже туда не хочется. Каждую субботу ходим. Надоело. Лучше на следующей неделе сходим.
– Да ну…
Они были недовольны, но без нас идти не захотели. Сказали, что без нас неинтересно.
– Ну и ладно… Пойдем на следующей неделе.
– Конечно. А сейчас что будем делать, Крис?
Я сказал им.
В этот день мы играли в «бей банку» и другие, давно оставленные нами игры, потом пошли в небольшой поход вдоль ржавых путей старой, заброшенной железной дороги, побродили по лесу, сфотографировали каких-то птиц, поплавали нагишом, и я все время думал об одном: сегодня последний день.
Все, что мы когда-либо прежде затевали по субботам, все это мы вспомнили. Всякие там штуки и проказы. И, кроме Ральфа, никто не подозревал о моем отъезде, и с каждой минутой все ближе подступали заветные «пять часов».
В четыре я сказал ребятам «до свидания».
– Уже уходишь, Крис? Ну а вечером что?
– Заходите в восемь, – сказал я. – Пойдем посмотрим новую картину с Салли Гибберт!
– Так точно.
– Ключ на старт!
И мы с Ральфом отправились домой.
Мамы дома не было, но на моей кровати лежал ролик аудиофильма, на котором она оставила частицу себя – свою улыбку, свой голос, свои слова. Я вставил ролик в проектор и навел на стену. Мягкие русые волосы, мамино белое лицо, ее негромкий голос:
– Не люблю я прощаться, Крис. Пойду в лабораторию, поработаю там. Счастливо тебе. Крепко-крепко обнимаю. Когда я тебя снова увижу… ты будешь уже мужчиной.
И все.
Прайори ждал за дверью, а я в четвертый раз прокрутил ролик.
– Не люблю я прощаться, Крис. Пойду… поработаю… счастливо. Крепко… обнимаю…
Я тоже еще накануне вечером записал ролик. Теперь я засунул его в проектор и оставил – два-три прощальных слова.
Прайори проводил меня до полдороги. Нельзя же, чтобы он ехал со мной до Космопорта. У станции монорельсовой я крепко пожал ему руку и сказал:
– Отлично мы сегодня день провели.
– Ага. Теперь, что же, до следующей субботы?
– Хотел бы я ответить «да».
– Все равно ответь «да». Следующая суббота – лес, ватага, ракеты, старина Уикард с его верным парапистолетом.
Мы дружно рассмеялись.
– Договорились. В следующую субботу, рано утром. А ты береги… береги нашу маму, ладно, Прайори, обещаешь?
– Что за глупый вопрос, балда ты, – сказал он.
– Точно, балда.
Он глотнул.
– Крис.
– Да?
– Я буду ждать. Так же, как ты ждал, а теперь тебе больше не нужно ждать. Буду ждать.
– Думаю, тебе не придется ждать долго, Ральф. Я надеюсь, что недолго.
Я легонько стукнул его разок по руке. Он ответил тем же.
Закрылась дверь монорельсовой. Кабина ринулась вперед, и Прайори остался позади.
Я вышел на остановке «Космопорт». До здания управления было каких-нибудь пятьсот метров. Я шел этот отрезок десять лет.
«Когда я тебя снова увижу, ты будешь уже мужчиной…»
«Никому ни слова…»
«Я буду ждать, Крис…»
Все это – пробкой в сердце, и никак не хочет уходить, и плавает перед глазами…
Я подумал о своей мечте. Лунная ракета. Теперь она уже не будет частицей моей души, моей мечты. Теперь я стану ее частицей.
Я все шел, и шел, и шел, чувствуя себя совсем ничтожным.
