Артур Кларк - Рама Явленный
– Почему октопауки не последовали за нами? – удивился Ричард на следующее утро. – Не сомневаюсь, они знают, что экран поднимается автоматически. И если бы они дошли до конца коридора...
– Возможно, они не захотели пугать нас, – перебила его Николь. Чело Ричарда нахмурилось, и он вопросительно поглядел на Николь. – У нас нет бесспорных доказательств враждебности к нам октопауков, – продолжала Николь, – за исключением твоей реакции на их действия, когда ты был у них в плену во время своей давнишней одиссеи... учти они не причинили вреда ни Кэти, ни мне, а вполне могли это сделать. К тому же, они все-таки возвратили нам тебя.
– Но тогда я находился в глубокой коме, – ответил Ричард, – и уже не представлял никакого интереса, как подопытный объект... Кстати, а как насчет судьбы Такагиси? И нападения на принца Хэла и Фальстафа?
– Каждый из этих случаев, может, и не связан с враждебностью октопауков. Но вот что смущает меня. Предположим, Такагиси умер от сердечного приступа. Предположим также, что октопауки сохранили его тело, сделав из него чучело для какой-нибудь выставки, скажем для обучения своих отпрысков... Мы и сами могли бы поступить подобным образом...
Николь помедлила, прежде чем продолжить.
– Что касается нападения, как ты назвал его, на принца Хэла и Фальстафа, возможно, причиной его было непонимание... Что, если твои крохотные роботы забрели в очень важное место, в гнездо или храм октопауков... вполне естественно, они стали защищать свою ценность.
– Я озадачен, – проговорил Ричард, помедлив. – Вот ты сейчас защищаешь передо мной октопауков... но вчера удирала от них куда быстрее меня.
– Да, – задумчиво ответила Николь. – Признаюсь, я была в ужасе. И мои животные инстинкты повелевали бежать, но сегодня я разочарована собой. Мы, люди, считаем, что разум способен одолеть инстинкты... тем более при нашем с тобой опыте. После всего, что мы видели на Раме и в Узле, следовало бы приобрести иммунитет к ксенофобии.
Ричард улыбнулся и кивнул.
– Итак, ты предполагаешь, что, возможно, октопауки просто пытаются вступить с нами в некую разновидность мирных контактов?
– Не исключено, – ответила Николь. – Я не знаю, чего они хотят. Но могу вполне определенно заявить, что никогда на моих глазах они не совершали никаких явно враждебных действий.
Ричард несколько секунд рассеянно разглядывал стены, потом потер лоб.
– Хотелось бы мне припомнить подробности моего пребывания у них. Всякий раз, когда я пытаюсь сконцентрироваться на том периоде своей жизни, у меня немедленно начинается жуткий приступ головной боли... воспоминания об октопауках не сопровождались неприятными ощущениями лишь тогда, когда я находился внутри сети.
– Твоя одиссея завершилась давным-давно. Быть может, октопауки также способны учиться и с тех пор изменили свое отношение к нам.
Ричард встал.
– Хорошо, – проговорил он. – Ты убедила меня. И в следующий раз, увидев октопаука, мы не побежим, – он расхохотался. – Во всяком случае, не сразу.
Прошел еще месяц. Ричард и Николь более не ходили за черный экран и не встречались с октопауками. Дни свои они проводили ухаживая за птенцами, которые учились летать, и наслаждаясь обществом друг друга. Они разговаривали о детях и вспоминали прошлое.
– Выходит, мы с тобой теперь стары, – сказала Николь однажды утром, когда они с Ричардом гуляли по одной из трех центральных площадей Нью-Йорка.
– С чего ты это решила? – ответил Ричард с ухмылкой. – Только потому, что мы проводим время в разговорах, вспоминая былые события, или потому, что ежедневное пребывание в отхожем месте требует теперь больше времени и энергии, чем секс? Но это еще не значит, что мы старики.
Николь усмехнулась.
– Неужели дошло и до этого? – проговорила она.
– Не совсем, – ответил Ричард, поддразнивая ее. – Я по-прежнему люблю тебя, как мальчишка... но время от времени любовь отодвигается в сторону: тут болит, там болит... раньше со мной этого не бывало. Кстати, ты просила меня напомнить, чтобы я помог тебе обследовать сердце?
– Да, – Николь кивнула. – Но вообще-то ты ничего особенного не можешь сделать. Я прихватила с собой лишь стетоскоп и сфигмометр и несколько раз уже обследовала себя... но не смогла обнаружить ничего необычного, кроме случайных перебоев в сердце и одышки. – Она улыбнулась. – Возможно, причиной всему волнения... и, конечно, возраст.
– Будь здесь наш зять-кардиолог, – сказал Ричард, – он мог бы тщательно обследовать тебя.
Они молча шли несколько минут.
– А ты не скучаешь по детям, а? – спросил Ричард.
– Скучаю, – Николь вздохнула. – Но стараюсь пореже вспоминать о них. Так хорошо жить, тем более вместе с тобой. Несомненно, здесь гораздо лучше, чем в тюрьме, особенно в те последние месяцы... к тому же у меня столько чудесных воспоминаний о своих детях...
– Господь даровал мне мудрость, чтобы смиряться с вещами, которые я не могу переменить, – вспомнил чужую мысль Ричард. – Это одно из лучших твоих качеств, Николь... я всегда слегка завидовал твоему хладнокровию.
Николь неторопливо шла.
«Чьему хладнокровию? – повторила она про себя, вспоминая тревоги, одолевавшие ее после смерти Валерия Борзова, как раз когда произошла стыковка „Ньютона“ с Рамой. – Тогда я не смогла уснуть до тех пор, пока не сумела, наконец, убедить себя в том, что погиб он не по моей вине». Она коротко обежала умственным взором последующие года. «Хладнокровие, если таковое мне присуще, я приобрела недавно: материнство и возраст позволяют по-иному взглянуть на себя и на мир».
Несколько мгновений спустя Ричард остановился и повернулся к Николь.
– А знаешь, я очень тебя люблю, – вдруг проговорил он, с пылом обнимая жену.
– Чего это ты? – спросила Николь несколько секунд спустя, удивленная неожиданным взрывом эмоций.
Ричард задумался.
– Последнюю неделю, – взволнованно произнес он, – я разрабатывал совершенно безумный, но великолепный план. Я знаю, как он опасен и, пожалуй, даже глуп, но, подобно всем прежним, новая идея не отпускает меня... Дважды я вставал с постели посреди ночи, чтобы обдумать детали... Я уже хотел рассказать тебе обо всем, но решил сперва убедиться в том, что это возможно...
– Абсолютно не представляю, о чем ты говоришь, – нетерпеливо проговорила Николь.
– О детях. Я придумал, как устроить им побег сюда, в Нью-Йорк. Я даже начал перепрограммировать Жанну и Алиенору.
Николь глядела на мужа. Ее эмоции боролись с рассудком. Он принялся рассказывать ей план бегства.
– Подожди минуточку, Ричард, – перебила его Николь через несколько секунд. – Мы должны ответить сперва на главный вопрос... почему это ты решил, что дети обязательно захотят бежать? В Новом Эдеме их никто не преследует – они не в тюрьме. Конечно, Накамура – тиран. Жизнь в колонии трудна и безрадостна, но, насколько я знаю, наши дети свободны, как и все остальные граждане. Но если они попытаются добраться до нас и не сумеют этого сделать, их жизнь окажется в опасности... Кстати, здешнее существование – для нас вполне сносное – едва ли покажется им раем.
