Василий Лобов - «На суше и на море» - 90. Фантастика
Нет, он ничего не выдумывал, но он об очень многом умолчал. Он готовился к этому отчету целых три недели и постарался не оставить в нем слабых мест.
Грант был уже у двери, когда Мак-Нил мягко окликнул его:
— Куда вы спешите? Я думал, мы собирались кое-что обсудить.
Чтобы не пролететь головой вперед, Грант схватился за дверь и медленно, недоверчиво обернулся. Инженеру полагалось уже умереть, а он удобно сидел, и во взгляде его читалось что-то непонятное, какое-то новое, особое выражение.
— Сядьте! — сказал он резко, и с этой минуты власть на корабле как будто переменилась.
Грант подчинился против воли. Что-то здесь было не так, но он не представлял, что именно.
После длившейся целую вечность паузы Мак-Нил почти грустно сказал:
— Я был о вас лучшего мнения, Грант.
Грант обрел наконец голос, хотя сам не узнал его.
— О чем вы? — просипел он.
— А как вы думаете, о чем? — В тоне Мак-Нила едва слышалось раздражение. — Конечно, об этой небольшой попытке отравить меня.
Итак, для Гранта все кончилось. Но ему было уже все равно. Мак-Нил сосредоточенно разглядывал свои ухоженные ногти.
— Интересно, — спросил он так, как спрашивают «который час», — когда вы приняли решение убить меня?
Гранту казалось, что все это происходит на сцене — в жизни такого не могло быть.
— Только сегодня, — сказал он, веря, что говорит правду.
— Гм-м… — с сомнением произнес Мак-Нил и встал.
Грант проследил глазами, как он направляется к аптечке и ощупью отыскивает маленький пузырек. Тот по-прежнему был полон: Грант предусмотрительно добавил туда порошка.
— Наверно, мне следовало бы взбеситься, — тем же обыденным тоном продолжал Мак-Нил, зажав двумя пальцами пузырек. — Но я не бешусь — может быть, потому, что я никогда не питал особых иллюзий относительно человеческой натуры. И я ведь, конечно, давно заметил, к чему идет дело.
Только последняя фраза полностью проникла в сознание Гранта:
— Вы… заметили, к чему идет?
— О боже, да! Боюсь, для настоящего преступника вы слишком простодушны. А теперь, после краха вашего маленького замысла, положение у нас обоих неловкое, вы не находите?
Сдержаннее оценить ситуацию было невозможно.
— По правилам, — задумчиво продолжал инженер, — я был должен сейчас прийти в ярость, связаться с Венерой и разоблачить вас перед властями. Но в данных обстоятельствах это лишено смысла, да и ярость мне никогда по-настоящему не удавалась. Вы, конечно, скажете, что это из-за лени, но я считаю иначе. — Он криво усмехнулся. — О, ваше мнение мне известно — с присущей вам аккуратностью вы четко определили, что я за тип, нет разве? Я слабохарактерен и распущен, у меня нет понятия о нравственном величии, да и вообще о нравственности, и мне ни до кого нет дела, я люблю только себя… Что ж, не спорю. Может быть, на девяносто процентов все так. Но какую огромную роль играют оставшиеся десять процентов. Грант!
Грант никогда не поощрял психологических рассуждений, а сейчас они и вовсе были неуместны. К тому же мысли Гранта все еще были целиком заняты неожиданным и загадочным ходом событий. А Мак-Нил, отлично понимая это, явно не спешил удовлетворить его любопытство.
— Ну и что же вы намерены теперь делать? — нетерпеливо спросил Грант.
— Я, — спокойно ответил Мак-Нил, — продолжил бы дискуссию с того места, на каком она была прервана из-за этого кофе.
— Не думаете же вы…
— Думаю! Думаю продолжить, как если бы ничего не произошло!
— Чушь! — вскричал Грант. — Вы хитрите!
Мак-Нил со вздохом опустил пузырек и твердо посмотрел на Гранта.
— Не вам обвинять меня в интриганстве. Итак, я повторяю мое прежнее предложение, чтобы мы решили, кому принять яд… Только решать мы теперь будем вдвоем. И яд, — он снова приподнял пузырек, — будет настоящий. От этой штуки остается лишь отвратительный вкус во рту.
У Гранта наконец мелькнула догадка.
— Вы подменили яд?
— Естественно. Вам, может быть, кажется, что вы хороший актер. Грант, но, по правде говоря, вас насквозь видно. Я понял, что вы что-то замышляете, пожалуй, раньше, чем вы сами отдали себе в этом отчет. За последние дни я обшарил весь корабль. Было даже забавно перебирать все способы, какими вы постараетесь от меня отделаться. Мне это помогло скоротать время. Яд был настолько очевиден, что прежде всего я позаботился о нем. Но с сигналом опасности я, кажется, переусердствовал и чуть не выдал себя, поперхнувшись первым же глотком: соль плохо совместима с кофе.
Он снова невесело усмехнулся.
— Я рассчитал и более тонкие варианты. Я нашел уже пятнадцать абсолютно надежных способов убийства на космическом корабле. Но описывать их сейчас мне не хотелось бы.
Это просто чудеса, думал Грант. С ним обходились не как с преступником, а как со школьником, не выучившим урока.
— И все-таки вы готовы начать все сначала? — недоверчиво спросил он. — И в случае проигрыша даже сами принять яд?
Мак-Нил долго молчал. Потом медленно заговорил снова:
— Вижу, вы все еще мне не верите. Это не соответствует точному определению, какое вы мне дали? Но я постараюсь объяснить. В сущности все очень просто. Я брал от жизни все, что мог, не слишком терзаясь угрызениями совести, Грант… Но все лучшее у меня уже позади, и я не так сильно цепляюсь за остатки, как вам, возможно, кажется. Однако кое-что, пока я жив, мне совершенно необходимо. Вас это, может быть, удивит, но дело в том, Грант, что некоторые принципы у меня имеются. В частности, я… я всегда старался вести себя как цивилизованный человек. Не скажу, что это всегда мне удавалось. Но, сделав что-либо неподобающее, я старался загладить свою вину.
Он опять помолчал, а затем так, точно не Грант, а он сам нуждался в оправдании, объяснил:
— Я никогда не питал к вам симпатии, Грант, но я часто вами восхищался. Вот почему мне очень жаль, что такое случилось. Особенно я восхищался вами в тот день, когда корабль получил пробоину.
Первый раз Мак-Нил затруднялся в подборе слов. Теперь он избегал встречаться взглядом с Грантом.
— В тот день я показал себя не с лучшей стороны. Случившееся потрясло меня. Я всегда был уверен, что выдержу любое испытание, но… в общем удар был слишком силен, и я не выдержал… — Он попытался шуткой скрыть смущение: — Такая же история случилась со мной в моем первом полете. Я не верил, что МНЕ грозят те неприятные ощущения, которые, как я слышал, возникают в космосе. А в результате мне они дались особенно тяжело. Но я переборол себя — переборол тогда и переборол теперь… Мало что в моей жизни так сильно удивляло меня, как то, что вы, именно вы, Грант, начинаете пасовать… О, конечно, история с вином! Я понимаю, вы сейчас думаете о ней. Так вот, это — единственное, в чем я НЕ раскаиваюсь. Я сказал, что всегда старался вести себя как цивилизованный человек, а цивилизованный человек должен знать, когда напиться. Но вам этого, пожалуй, не понять.
