Айзек Азимов - Приход ночи
– Я, насколько помню, таких слов не говорил.
– Меня не удивило бы, если бы вы произнесли их про себя. – И Фолимун снова улыбнулся своей странной обезоруживающей улыбкой. – И наполовину были бы правы. Я действительно фанатик. И, пожалуй, религиозный маньяк. Но не сумасшедший. К большому моему сожалению. И к вашему тоже, как вскоре выяснится.
Они расстались. Тот же монах ждал Теремона за дверью, чтобы проводить к лифту. Странно я провел эти полчаса, подумал журналист. И не слишком плодотворно. В определенном смысле я знаю об Апостолах даже меньше, чем до прихода сюда.
Теремон по-прежнему был убежден, что Апостолы – это закосневшие в предрассудках безумцы. И у них, конечно, нет ни малейших доказательств того, что миру грозит вселенская катастрофа. Неясным оставалось пока одно: то ли они действительно верят в собственный бред, то ли намеренно дурачат других, чтобы набить себе карманы.
Все оказалось не так уж просто. Фанатический аскетизм, отличавший Апостолов, был Теремону совсем не по вкусу. И все же, все же… Этот Фолимун, их представитель, неожиданно оказался очень привлекательным человеком. Интеллигентный, здравомыслящий, даже рационалист на свой лад. Наличие у него своеобразного чувства юмора удивляло и еще больше располагало к нему. Теремон никогда не слыхивал, чтобы маньяк или фанатик мог хотя бы в малейшей степени посмеяться над собой. Если это только не роль, которую играет Фолимун, как уполномоченный по связям с общественностью – если он не создаст намеренно образ человека, вызывающего симпатию у таких, как Теремон. Будь осторожен, сказал себе журналист. Фолимун хочет тебя использовать. Впрочем, кто не хочет? Ты влиятельный журналист, и все только и смотрят, как бы использовать тебя.
Посмотрим, кто кого еще использует.
Гулко ступая по мраморным плитам, он быстро пересек вестибюль и вышел в сияющий трехсолнечный день.
Теперь обратно в редакцию. Проведем пару часов над благочестивым чтением Книги Откровений, а там пора подумать и о завтрашней колонке.
Глава 11
Летний сезон дождей был в самом разгаре, когда Ширин 501-й вернулся в Саро. Он вышел из самолета под сплошной ливень, превративший аэродром в подобие озера. Бешеные порывы ветра несли серые потоки над землей почти горизонтально.
До чего же все серо…
Солнца скрывались где-то за хмарью. Тот слабый проблеск на западе, вероятно, Онос, а с другой стороны угадывается холодный отсвет Тано и Ситы. Но толстый покров облаков делает день совсем сумрачным. Тревожно сумрачным для Ширина, который, несмотря на то, что сказал своим джонглорским партнерам, все еще переживает последствия пятнадцатиминутного пребывания в Таинственном Туннеле.
Ширин скорее бы сел на десять суток в тюрьму, чем сознался Келаритану, Кубелло и остальным в своем дурном самочувствии. Однако он был на грани кризиса. Через три-четыре дня после Туннеля Ширин испытал на себе в легкой, очень легкой форме ту клаустрофобию, которая привела стольких граждан Джонглора в психиатрическую лечебницу. Он сидел у себя в номере, работал над отчетом, и вдруг начинал чувствовать, как вокруг смыкается Тьма – у него появлялась непреодолимая потребность встать и выйти на террасу или даже прогуляться по гостиничному саду. Непреодолимая? Пожалуй, нет. Но настоятельная. Когда Ширин подчинялся ей, ему сразу становилось легче.
А еще Тьма приходила к нему во сне. В комнате, конечно, горела лампадка – Ширин всегда спал с лампадкой и не знал никого, кто бы этого не делал, а после Туннеля завел себе запасную на случай, если в первой сядет батарея – хотя индикатор показывал, что заряда хватит еще на полгода. И тем не менее спящему мозгу Ширина мерещилось, что комната погружается в глубины мрака, в черноту, в полную и беспросветную Тьму. И психолог просыпался дрожащий, весь в поту, убежденный, что вокруг него Тьма, хотя приветливый свет двух лампадок по обе стороны постели доказывал, что это неправда.
И сейчас, выходя из самолета под это хмурое небо, Ширин хоть и радовался, что вернулся домой, но предпочел бы более солнечный прием. Ему стало слегка – а может, и не слегка – нехорошо, когда пришлось идти по плексигласовому дождезащитному переходу от самолета к аэровокзалу. Ширин жалел, что этот переход поставили – сейчас он предпочел бы промокнуть, чем входить в закрытое пространство. Предпочел бы остаться под открытым небом, при свете дружеских солнц – хотя бы и скрытых за облаками.
Но потом дурнота прошла. Когда Ширин получил багаж, радость возвращения в Саро пересилила в нем последствия столкновения с Тьмой.
Лилиат 221-я ждала его в машине около багажного отделения. Это тоже улучшило ему настроение. Лилиат была стройная, приятная женщина лет пятидесяти, коллега Ширина по факультету психологии. Ее работа, правда, никак не пересекалась с тематикой Ширина – она экспериментировала с животными в лабиринтах. Они знали друг друга уже десять или пятнадцать лет. Ширин давно бы предложил Лилиат выйти за него замуж, будь он из тех, кто женится. Но он был не из таких – да и она тоже, насколько давала ему понять. Их отношения, кажется, устраивали обоих.
– Нечего сказать, выбрал денек, чтобы вернуться, – сказал Ширин, садясь рядом с Лилиат и дружески целуя ее.
– У нас так уже три дня. И говорят, будет еще три, пока Онос не выйдет из-за туч. К тому времени мы, должно быть, потонем. А ты как будто похудел в Джонглоре, Ширин!
– Правда? Знаешь, эта северная кухня не очень мне по вкусу.
Он не думал, что перемена в нем так очевидна. Казалось бы, человек его объема может незаметно похудеть на десять-пятнадцать фунтов. Но у Лилиат был острый глаз – а возможно, он потерял больше пятнадцати фунтов. С тех пор как Ширин побывал в Туннеле, он едва притрагивался к еде. Это он-то! Ему самому не верилось, как мало он ест.
– А выглядишь ты хорошо, – сказала Лилиат. – Здоровый, бодрый.
– Неужели?
– Тебе, конечно, незачем становиться тощим в твоем возрасте, но немножко сбросить вес не вредно. Ну как, понравилось тебе в Джонглоре?
– Как сказать…
– Выставку видел?
– Да. Сказочное зрелище, – с умеренным энтузиазмом сказал Ширин. – Бог мой, Лилиат, ну и дождь!
– А в Джонглоре дождя не было?
– Нет, там все время было ясно и сухо. Как в Саро перед моим отъездом.
– Такой сезон, Ширин. Хорошая погода не может длиться несколько месяцев подряд, сам знаешь. Когда каждый день всходят разные солнца, нельзя ожидать от климата постоянства.
– Ты говоришь прямо как метеоролог – а может, астролог.
– Нет – как психолог. Ты не хочешь рассказать мне о своей поездке, Ширин?
– Выставка просто великолепна, – нерешительно заговорил он. – Жаль, что ты ее не видела. Но почти все время я работал. Заварили они там кашу со своим Таинственным Туннелем.
