Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты
Диего был не виноват. Он сделал все, что мог. И Стефан тоже: в дни сытого изобилия, еще за много лет до того, как последняя топливная цистерна показала дно, он снял с общих работ двоих — Диего и Фукуду. Позднее Фукуда занялся другими делами, заткнув собою зияющие прорехи в хозяйстве лагеря, а Диего так и остался при синтезаторе.
Стефан понял раньше других: быстрое угасание взрослых было не трагедией, а благодеянием для выживших детей. Медленная смерть от голода или отравления местной пищей после истощения топливных цистерн — не самая лучшая перспектива. Когда-то Стефан всерьез полагал, что взрослые, останься они в живых, непременно нашли бы выход, путь к спасению. Отец — точно нашел бы.
Теперь он не был уверен в этом.
С жизненным опытом пришло понимание: взрослые часто бывают беспомощнее детей. Последние из них опустили руки. Кто-то целыми днями пребывал в оцепенении, кто-то молился или плакал, прижимая к себе испуганных, отбивающихся малышей, а некоторые прятались, забившись в самый дальний угол трюма, — но все они покорно ждали своего конца, приняв его как неизбежное. Произошел надлом. Даже Игуадис, единственный из всех сохранивший потребность действовать и в последний свой день научивший Стефана работе с синтезатором, и тот ждал.
Выход «Ламме» из строя означал катастрофу. Стефан давно уже запретил приближаться к кухне всем, за исключением Диего и Зои. Зоя была поваром — сменным оператором на работах, не требующих особой квалификации. Еще она шила рабочие робы. Перенастройка и проверка синтезатора была делом Диего, и только его одного.
Меньше всего сейчас следовало мешать шеф-химику. Стефан подождал, пока голова не по годам маленького Диего, больше всего похожего на случайно извергнутого синтезатором шустрого чернявого гомункулуса, вдобавок немного дефектного, вынырнет из-под кожуха «Ламме». Смотреть на него не хотелось, но было надо.
— О! — с преувеличенной радостью воскликнул Диего, перестав свистеть. — Начальство нас блюдет. Это хорошо, что ты пришел. Надеюсь, ненадолго?
Он тихо захихикал. «Ненадежный, — подумал Стефан. — Гомункулус вульгарис. Шут гороховый».
— Поговори еще мне… Никак не надоест кривляться?
— Ты не можешь надоесть, — мгновенно возразил Диего. — Надо-есть. Чувствуешь глубокий смысл? Надо есть, так будем. Ты начальство. Встань вон там, я тебя съем глазами.
— Старо и глупо, — ответил Стефан. — Это я уже слышал. Придумай что-нибудь свеженькое.
— А зачем? Ты меня цени, ничтожного: я-то тебя глазами есть буду. Другие — те не глазами. Хрустнут косточки.
Шут. Циник. Умный шут.
— Кто — другие?
— А я к тебе в стукачи не нанимался, — обиделся Диего. — По мне, что ты, что Питер — один черт. Синтезатор всем нужен. И всегда будет нужен. А при синтезаторе — человек.
Как всегда, гомункулус был прав.
— Ладно. — Стефан вдруг вспомнил, зачем пришел. — Сколько у нас накоплено пасты?
— На три дня, гарантирую.
— А молока?
— На два.
«Надо растянуть на три, — решил Стефан. — Можно сократить рацион малышам. Один день оставим в резерве… и целых два дня нештатной работы синтезатора: на праздничный ужин и всякие нужные мелочи. Однако! Давно такой благодати не было — по сути, с прошлогодней экспедиции Питера. Нехватка рабочих рук имеет свою прелесть, когда сопровождается сокращением количества жующих ртов».
— Скоро будут пирожные? — спросил он.
Диего фыркнул, как еж:
— Пирожные! Будут пирожные. Всем будут. Во-о-от такие будут! В три обхвата. Миндальные!
— Сколько штук?
— Двадцать четыре, сколько же еще. Каждому по одной, минус, естественно, Джекоб и Абби. Первая мне на пробу: помру — не помру…
— Сделай двадцать семь.
— Думаешь, Питер вернется сегодня?
— Должен.
— Кому праздник, а кому одна морока. День рождения!
— Морока, а придется еще поработать, — сказал Стефан.
— Что еще на мою голову?
— Жидкость для снятия накипи. Фукуда просит.
— Только не сегодня! — взвыл Диего. — Мне из-за этого праздника и так полночи не спать.
— А я и не говорю, что сегодня. Но завтра — обязательно… Кстати, у тебя последнее время реактивы не пропадали?
— С чего это вдруг?
— Да так. Просто спросил.
Диего замахал руками столь решительно, что стало очевидно: к порче он не имеет никакого отношения. В общем, это и неудивительно. Так грубо они не работают. Тогда кто же? Хорошо бы выяснить, пока не плеснули в лицо из-за угла.
— Чтобы завтра жидкость была! — напомнил Стефан. — Понял меня? Работай.
Он навестил Зою и убедился, что дело движется. Зоя плакала ночами, но шила быстро, добротно и экономно. Одежды пассажиров «Декарта», пригодной для перелицовки в робы, должно было хватить еще на несколько лет: переселенцы везли с собою непомерные вороха, целые груды тряпья! Ее удалось сохранить: Диего разработал противогнилостный состав, эффективный и против моли.
Указаний здесь не требовалось. Стефан потоптался в растерянности. Он знал, что Зоя способна на большее, чем шитье и рутинное обслуживание «Ламме», но этим тоже необходимо было заниматься. Мозгов не хватало, но куда сильнее ощущался недостаток рабочих рук. Зое еще повезло, что она не попала ни в добытчики торфа, ни в строительную бригаду.
В пассажирском салоне, ярко освещенном по случаю остановки синтезатора, Донна натаскивала малышей. Их было четверо — в возрасте до пяти местных лет, непригодных к тяжелой физической работе, но и им в конце концов нашлось занятие, заменившее бесконечные детские игры. Здесь давно уже не играли. Под началом Донны вызревала резервная смена специалистов, шуршала бумага чертежей и схем, по ней водили пальцами, тонко кашлял простуженный Аксель и надоедливо, по-заученному лепетала маленькая Юта: «…втолой вспомогательный контул охлаздения леактола соплягается с авалийной следяссей системой последством клиогенных клапанов, ласполозенных в авалийных лазах тлетьего и седьмого голизонтов…» «Соплягается!» — поморщился, входя, Стефан. Это было не смешно: двухлетняя малышка так и не сумела преодолеть врожденный логопедический дефект.
— Как успехи? — бодро поинтересовался он.
Заботу не оценили — Юта тут же сбилась, понесла чушь и замолчала, готовая разреветься. Это была ее обычная реакция. Игорь, Аксель и Синтия испуганно замерли. Худенькая анемичная Донна (ее дразнили «шкилетиной», с чем Стефан внутренне соглашался — очень уж бледная и какая-то прозрачная!), отчитываясь, пожала остренькими плечиками: продвигаемся, мол, не отвлекай.
