Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой
Я не стану скрывать, что вся эта речь капитана произвела на меня огромное впечатление. Моя слабая струна была затронута, и я забыл на минуту, что созерцание чудес природы не может заменить потерянной свободы. К тому же я рассчитывал, что обстоятельства сами собой разрешат этот важный вопрос. И я удовлетворился таким ответом:
— Милостивый государь, если вы порвали все отношения с обществом, то не сомневаюсь, что вы все-таки сохранили в себе человеческие чувства. Мы, потерпевшие крушение, были милостиво приняты на ваше судно, и мы этого никогда не забудем. Что касается лично меня, то я должен признаться, что, если бы любовь к науке могла во мне заглушить потребность свободы, в таком случае все, что обещает наша встреча, с избытком вознаградит меня.
Я полагал, что капитан протянет мне руку, чтобы скрепить наш договор, однако он не счел нужным этого сделать.
— Последний вопрос!.. — воскликнул я в тот момент, когда это непонятное существо, как мне казалось, намеревалось нас покинуть.
— Говорите, господин профессор.
— Как должен я вас называть, ваше имя?
— Милостивый государь, — ответил капитан, — я для вас только капитан Немо. А вы и ваши товарищи для меня только пассажиры «Наутилуса».
Капитан Немо позвал слугу, который не замедлил явиться. Капитан отдал ему какое-то приказание на том странном языке, которого я не понимал. Затем он обратился к канадцу и Конселю.
— Вас ждет завтрак в вашей каюте, — сказал он. — Следуйте за этим человеком.
— От этого не отказываются, — заметил гарпунщик.
Он и Консель наконец покинули свою клетку, в которой находились взаперти в течение более тридцати часов.
— А теперь, господин Аронакс, и мы отправимся позавтракать. Позвольте мне пойти вперед.
— Весь в вашем распоряжении, господин капитан.
Я последовал за капитаном Немо и только переступил порог, как очутился в освещенном электричеством коридоре, похожем на узкие проходы корабля. Когда мы прошли метров двенадцать, перед нами отворилась вторая дверь. Я вошел, как оказалось, в столовую, отделанную и меблированную в строгом вкусе. Высокие дубовые поставцы с инкрустацией из черного дерева возвышались по обоим концам зала, и на их полках сверкал фаянс, фарфор и хрусталь драгоценной хозяйственной утвари. Плоская посуда отражала лучи, нисходившие со светового потолка, тонкая живопись на котором смягчала и умеряла яркость света.
Посреди столовой стоял роскошно сервированный стол. Капитан Немо указал мне место, которое я должен был занять.
— Садитесь, — обратился он ко мне, — и ешьте, как человек, умирающий с голоду.
Завтрак состоял из нескольких блюд, для которых съестными припасами служили исключительно дары моря, но я никак не мог понять, из чего и каким образом эти блюда приготовлены. Все они были прекрасны, но имели какой-то особенный вкус, с которым, однако, я легко свыкся. Мне казалось, что все эти пищевые продукты изобиловали фосфором. Капитан Немо все время смотрел на меня. Я ни о чем его не расспрашивал, но он угадывал мои мысли и сам стал отвечать на те вопросы, с которыми я намеревался к нему обратиться.
— Большинство из этих блюд, — сказал он, — несомненно, вам пришлось отведать в первый раз, но все их вы можете есть без опасения; это здоровая и весьма питательная пища. Давным-давно я уже не употребляю в пищу даров земли и до сих пор не чувствую себя от этого хуже. Весь персонал моего экипажа отличается здоровьем и питается так же, как и я.
— Все продукты доставлены морем? — спросил я.
— Да, господин профессор, море вполне удовлетворяет всем нашим потребностям. Когда мы закидываем сети, то всегда вытаскиваем их с обильнейшим уловом. Когда мы отправляемся охотиться в этой стихии, недоступной человеку, мы возвращаемся, принося с собой в изобилии дичь, какая водится в моих подводных лесах. Мои стада, как и древнего пастуха Нептуна, пасутся безбоязненно по неизмеримым лугам океана. Там у меня обширные владения, которые я эксплуатирую и которые постоянно засевает рука Творца всего существующего.
Я взглянул на капитана Немо с удивлением и ответил ему:
— Я вполне понимаю, что ваши сети доставляют превосходных рыб к вашему столу; понимаю, хотя и не так ясно, что вы добываете морскую дичь в ваших подводных лесах, но окончательно не понимаю, каким образом мог попасть в ваше меню хоть малейший кусочек говядины.
— Я, господин профессор, — ответил капитан, — не потребляю мяса земных животных.
— А это? — между тем спросил я, указывая на блюдо, где оставалось еще несколько кусков филе.
— То, что вы считаете говядиной, господин профессор, это филе из морской черепахи. А вот — печень дельфина, и вы легко можете принять это блюдо за рагу из свинины. У меня прекрасный повар, и он искусно готовит разнообразные блюда из морских продуктов. Попробуйте все это. Вот консервы из морских кубышек, про которые малаец скажет, что они не имеют себе равных в мире; вот крем, молоко для которого было добыто от самки кита, а сахар — из огромных водорослей Северного моря; наконец, позвольте вам предложить варенье из анемонов, не уступающих по вкусу любым сочным плодам.
Я пробовал все эти блюда скорее из любопытства, чем из желания полакомиться, а капитан Немо тем временем занимал меня своими рассказами.
— О, это море, господин Аронакс, — продолжал он, — оно неистощимый производитель жизни, оно не только питает, но и одевает меня. Материя, из которой сшито ваше платье, соткана из виссона различных раковин, она выкрашена пурпурной краской, которую употребляли древние народы. Духи, которые стоят на туалете в вашей каюте, добыты путем перегонки морских растений. Ваша перина набита самыми нежными «зостерами океана». Ваше перо сделано из китового уса, ваши чернила — это жидкость, выделяемая сепией или каракатицей. Все мне доставляет море, и все это со временем к нему возвратится.
— Вы любите море, капитан?
— О да, я его люблю! Море — это все. Оно покрывает семь десятых всего земного шара. Его дыхание чисто и здорово. Это необъятный простор, где человек никогда не бывает одиноким, так как чувствует вокруг себя трепетание жизни. Море — это проявление сверхъестественного, чудесного существования, все в нем — движение и любовь, оно — бесконечная жизнь, как выразился один из ваших поэтов. Да и в действительности, господин профессор, природа проявляется в трех царствах — минеральном, растительном и животном. Последнее имеет широкое представительство в четырех группах зоофитов, в трех классах членистоногих, в пяти классах мягкотелых, в трех классах позвоночных, в млекопитающих, в гадах, в неисчислимых легионах рыб, в бесконечной цепи животных, которая насчитывает более тринадцати тысяч видов, и из них только десятая часть принадлежит пресным водам. Море — обширный резервуар природы. Земной шар, если можно так выразиться, начался морем и, быть может, им и окончится! Здесь высшее спокойствие. Море не может принадлежать деспотам. На его поверхности они еще могут практиковать свои беззаконные права: сражаться, пожирать друг друга и производить все земные ужасы, но на тридцать футов ниже поверхности воды их власть прекращается, их влияние исчезает. О, милостивый государь, живите, живите в глубинах морей! Только там полная независимость! Там я не знаю над собой власти! Там я совершенно свободен!
