С Семенов - Голод
Говорю небрежно:
- Ну, какие там пироги и масло. Просто, хлеб печеный, и больше ничего...
Отпросилась от службы и поскорее домой.
Еще только вхожу во двор, а кричу уже в отворенное окно:
- Борь, Борь, иди встречать! Посылка!
Не успела раздеться, а Боря, сразу порозовевший, взрезает холст и бормочет под нос:
- Ой, Фея, Фея, как хочется поскорее!
В посылке три хлебца. Один совсем маленький, другой - побольше, а третий - еще больше. Лукаво смотрю на Бориса и говорю:
- Это мама нарочно так сделала. Самый большой - папе, поменьше - мне, а самый маленький - тебе.
А он еще лукавее возражает:
- Нет, Фея, это просто так испеклось.
Разрезали самый маленький хлебец на три ровных части и с'ели. Папина часть осталась и смотрит на меня, а я на нее.
Искоса взглядываю на Борю, а он уже приготовился и сразу поймал мой взор. Он смущенный, и я смущенная.
Нерешительно говорю ему:
- Давай.
Но глазами говорю в то же время:
- Не надо, не надо! Нечестно.
Он, конечно, понимает безмолвную просьбу, но есть так хочется, и потом... Потом, у папы лишние полфунта.
- Я не знаю. Как хочешь... Давай...
Но я уже справилась с собою. Весело и громко отвечаю:
- Не стоит! Рассердится. А потом... потом он ведь тоже голодный.
8 августа.
На сегодня от вчерашней посылки не осталось и кусочка. Но сегодня опять повезло.
Хлеба по карточкам не давали почти с половины июля. Все нет, нет и нет. А сегодня папа получил сразу за все дни.
Входит с большим мешком за плечами и весь сияет:
- Радуйтесь, радуйтесь, ребятки, хлеба несу за все дни. Ох, устал даже тащивши...
И Боря и я кричим в один голос:
- Сколько, сколько?
- 18 фунтов на всех.
- А нам-то, нам-то сколько?
- Вам 8 фунтов и мне 10.
Вот счастье-то ему - 10 фунтов одному, а нам на двоих 8, и лишние полфунта у него...
Но живо собираю обед. Села и заулыбалась. В руках нож, а на столе передо мной - целый хлебище. И у папы в руках нож. Тоже перед ним хлебище, и папа улыбается ему. Взглянула на Бориса и тот улыбается, потирает ручки и бормочет:
- Поедим хлебца-то сейчас, поедим!
И вдруг замечаю, что в папином хлебище что-то маловато для 10 фунтов. С наслаждением режу свой хлеб и спрашиваю папу:
- Папочка, что-то у вас больно мало? Тут нет десяти фунтов.
Он говорит с улыбкой, совсем как у Бори:
- Да я, дурень этакий, получил хлеб и крепился, крепился, а потом и с'ел фунта с два еще на заводе.
У Бориса тоже вырывается с визгом:
- Ох, и мы сейчас поедим, поедим!..
Папа отрезал себе такой толстый кусок, что я даже залюбовалась. Прямо приятно сделалось, когда вспомнила, какие тоненькие ломтики он отрезал раньше. Господи, если бы всегда так!.. Папа бы не был тогда эгоистом. Хорошо бы было как!
А он жует свой толстый кусок беззубым ртом и говорит с ласковой улыбкой:
- Вот что, ребятки...
Мы оба перебиваем:
- А что, что такое, папочка?
- Да вот что. Вы уж сегодня не жалейте, до сыта ешьте. А завтра-то уж распределяйте. К утру кусочек, и к вечеру кусочек. Вот как я.
- Ммда, ммда, ммда...
За несчастной похлебкой с'ели с Борисом фунта по два хлеба. После обеда папа на радостях посылает в чайную. Против обыкновения нужно взять по две порции чаю и по две конфетки... Ведь хлеба много, и можно много пить чаю...
За чаем измерила глазами папин кусок и свой. Наш уже совсем маленький. Ласкаю его глазами, и хочется еще есть.
С уверенным видом говорю Борису:
- Ну, как, больше не хочешь? Я думаю, на завтра оставим? Да, Боря?
Но Боря говорит:
- Нет, Феечка, еще по маленькому, маленькому кусочку. Мы вкусную тюрьку устроим в стакане. В тюрьке-то меньше хлеба пойдет. Верно, давай, Фея!..
А Фее только того и надо.
- Ну, ладно, что уж с тобой делать; давай, давай...
Режу хлеб. Фу, фу, хотела отрезать по маленькому, а вышло опять по толстому, толстому куску! И всего-то у нас осталось фунта три. Жаль-то как!
Верчу с сожалением свой кусок в руке, а Борису говорю небрежно:
- Ну, уж если есть, так есть, а жалеть нечего. Правда, Борис?
- Ммда, ммда, Фея, правда...
Папа тщательно завернул свой хлеб в бумагу. Встал и говорит:
- Слава тебе, Господи, сытехонек сегодня.
А следом встаем и мы. Показываю Борису на свой живот и говорю с улыбкой во все лицо:
- Борь, у тебя тут полно? Сыт, наверное?..
- Ой, Феечка, сыт... А знаешь, нижняя-то корочка вкусная. Смотри, какая поджаристая.
- Ах ты, плут, этакий! Ну, ладно, давай нижнюю корочку, а теперь все-таки уберем, а то все с'едим.
- Да, да, Феечка, надо убрать.
Папа отяжелел совсем. Не раздеваясь, не сняв даже сапог, лежит на кровати, курит трубку и читает газету. Нет-нет, и взглянет на нас поверх очков, и улыбнется ласково. Мы с Борисом забились в уголок. Без умолку трещим о маме и смеемся от сытости. Через полчаса, час вдруг чувствую, что опять голодна, страшно голодна. Сказать об этом Борису? - нехорошо. Папа завтра даст нотацию. "Вот, - скажет, - большая, не могла удержаться. Хоть бы Борис, - ему простительно"...
Решила, что Борису не скажу и не буду есть хлеба, а только пойду взгляну на кусок в шкафу.
Встала. Нарочно зевнула и иду. А Борис сразу:
- Ты куда?
- Сиди здесь, я сейчас приду.
Смотрит лукаво, улыбается и говорит:
- Ишь, какая, и я пойду.
- Ах, ты дрянь мальчишка! Не проведешь. Ну, ладно, пойдем. Еще по кусочку.
Отрезала и говорю:
- Борь, а Борь, ну и дураки мы с тобою! Весь хлеб с'едим.
- Ой, нет, Феечка, я думаю, что мы очень умные.
И еще лукавее поглядывает на меня.
- Ах, ты, поросенок этакий! Пойдем скорее спать, а-то все с'едим.
- Пойдем, Феечка.
Борька захватил хлеб зубами и странно-лихорадочно заторопился. Раздевается, а хлеб все не выпускает из зубов. Спрашиваю его с удивлением:
- Ты чего так торопишься?
- А знаешь, Феюшенька, я буду в постели лежать и есть хлеб. Правда, ведь хорошо? Лежишь и ешь, а он тебе прямо в горло идет.
Оба забрались под одеяло. Лежим и шепчемся. Хлеб откусываем маленькими кусочками. И вдруг замечаю, что Борис спит, а в руке у него недоеденный кусочек.
Доела и его кусочек. Уже стала засыпать, когда в другом углу заворочался, закряхтел папа. Приоткрыла засыпающий глаз, а папа, в одном белье, пробирается куда-то бесшумно... Господи, да куда же это он? Стало страшно.
И вдруг через открытую дверь вижу, что в столовой он направляется прямо к шкафу. Босые ноги шлепают. Ага! Скрипнула дверь шкафа... Ах, в тишине зазвенел уроненный нож. И за звоном в тишине раздалось:
- Ах, вроть твои на ноги! Дурень я этакий.
Успокоенная, юркнула под одеяло и рассмеялась без злорадства... Ага, и ты не выдержал! А еще нотации читал... Ах, папка, папка!
