Юрий Долгушин - Генератор чудес
— Ладно. Идите. Помните одно, Гросс: принцип ионизатора не должен быть известен никому. В противном случае..
Гросс опять смеется своим шипящим смехом. Он хватает шляпу и дружески трясет Мюленберга за руку повыше локтя.
— Это я знаю не хуже вас… Успокойтесь, дружище, все будет в порядке. Вот я вернусь, и тогда вы убедитесь в этом. Ну, прощайте пока. Кончайте монтаж. А я еще зайду домой переодеться.
Он скатывается с лестницы и хлопает дверью внизу. Мюленберг поворачивается к окну и следит за Гроссом, пока его юркая фигурка не исчезает за углом.
* * *Они друзья. В этом не может быть никакого сомнения. Десять лет спаяли их крепкими узами. Гросс делился с ним каждой новой идеей, которая приходила ему в голову. Вот его папка. Тут заключена история изобретения — наброски, вычисления, чертежи. Зная принцип, открытый Гроссом, по этим листкам можно построить машину. Пожалуй, даже и самый принцип можно извлечь из папки, хотя это довольно трудная задача, доступная только высококвалифицированному специалисту.
Мюленберг свято охраняет тайну. Папка в его распоряжении. О ее существовании и местонахождении знает еще только Ганс, электротехник. Но это надежный малый. К тому же он может только догадываться о ее содержании. Он опытный радиолюбитель, хороший монтер, прекрасный исполнитель, но чтобы разобраться в машине Гросса, нужны не такие знания.
Мюленберг прячет папку в несгораемый ящик и выходит в соседнюю комнату. Ганс припаивает последние проводнички к экранам. Пахнет горелой канифолью.
Вот она, осуществленная мечта целой плеяды изобретателей и ученых! Все-таки вид у этой «мечты» несколько неуклюжий, громоздкий. Шасси можно было бы сократить, если бы вынести силовую часть вперед. Щит управления тогда вышел бы назад, и мостик оказался бы ненужным.
…Стать на мостик, включить аккумуляторную группу на зажимы ионизатора. Потом дать ток от динамо… Тогда по тонкому лучу, ионизирующему воздух, пойдет ток, как по металлическому проводу. Его можно принять на расстоянии. Вот в этом-то все дело. На каком расстоянии? Расчеты говорят об одном километре. Это уже громадная победа. Но у Гросса есть новая идея: расстояние может быть произвольно увеличено, если, конечно, этот передатчик оправдает расчеты. Надо испытывать. Придется выехать за город. Большие расходы! Одна перевозка машины будет стоить…
— Готово, господин Мюленберг. — Ганс вылезает сбоку из машины, победно улыбаясь.
У Мюленберга сжимается сердце.
— Сейчас должен вернуться Гросс, — мрачно говорит он. Ганс тоже мрачнеет.
— В чем же дело, господин Мюленберг? — спрашивает он настойчиво.
— Слушайте, Ганс. Садитесь. Я должен объяснить вам все. Я человек наблюдательный и думаю, что не ошибусь, доверяя вам важную тайну. Мы с вами честные люди, я полагаю, и в то же время мы сейчас готовы совершить тягчайшее преступление. Наша машина закончена. Я не сомневаюсь, что испытание полностью оправдает надежды доктора…
Он приближается к Гансу и, прищурив глаза, пристально смотрит на него.
— Вы знаете, что это за машина, Ганс?
Тревожное недоумение отражается на лице юноши.
— Как? Разве это не… аппарат для передачи электроэнергии на расстояние без проводов?
— Это так, Ганс… Это так. Но представьте себе, что мы меняем нашу задачу. Мы отказываемся от промышленного использования машины… Ведь если по нашему «воздушному кабелю», по ионизированному лучу мы пошлем, например, переменный ток такой частоты и мощности, которые смертельны для всякого организма…
Глаза Ганса расширяются.
— Лучи смерти, — шепчет он.
— Лучи смерти, — подтверждает Мюленберг. — Те самые, которые до последней минуты искал Маркони, которые тщетно ищут во всех военных лабораториях мира.
Ганс вдруг хмурится.
— Значит, господин Гросс…
— Погодите, не торопитесь. Гросс… Хм!.. Это смешно, но Гросс «не допускает мысли» о таком использовании его идеи. Он просто не думает об этом. Чтобы понять, как это получается, нужно знать Гросса, его кристальную честность и беспредельную политическую наивность. Наконец, он не виноват, что его действительно гениальное открытие может найти и такое применение. Вот… Теперь вы понимаете, Ганс, что получится, если изобретение Гросса попадет к ним. Это развяжет им руки совершенно. Мы люди науки, люди культуры. Мы не должны этого допустить!
Ганс в волнении ходит из угла в угол, каждый раз заглядывая в окно на улицу. Он несколько иначе аргументировал бы свою позицию, но сейчас она совпадает с позицией Мюленберга.
И вот наступает момент, когда перед лицом неожиданного, ошеломляющего события решительно ломаются обычные формы взаимного поведения людей.
Растерянность исчезает с лица Ганса. Он вдруг под влиянием какой-то новой мысли делается спокойным и очень суровым. За эти несколько минут Ганс как бы становится намного старше, — может быть даже старше Мюленберга, — и обретает новые права.
— Как же так, — жестко произносит он, — десять лет вы работали над этим изобретением… и только сейчас поняли, что вы создали!..
Несколько минут назад, когда он был еще совсем молод, он не смел бы так говорить с инженером.
Мюленберг долго молчит, прежде чем ответить. Весь внутренне сжавшись, он подавляет в себе протест и… принимает упрек Ганса.
— Вы правы, Ганс, — говорит он, наконец, тяжело растягивая слова и как бы отвечая самому себе. — Это нельзя оправдать… хотя и можно понять… при желании. Люди делают историю, но и история делает людей. И изменяет их. Правда, не всегда вовремя, как меня, например… И не всех, как, например, Гросса. Вам легче понимать настоящее потому, что вы молоды, вы свободны от прошлого… Когда мы начинали эту работу, никто не мог бы даже придумать то, что происходит у нас сейчас. Германия тогда не знала Шикльгрубера.[3] Жизнь еще не была нормальной, но мы думали тогда, что буря, вызванная войной, скоро уляжется и жизнь снова войдет в колею. Не каждый из нас, — уже стариков, Ганс! — может и сейчас понять, что ждать уже нечего… Я всегда знал, что таит в себе идея Гросса, но я ждал. Ждал, что колесо истории успеет завершить этот свой страшный оборот, прежде чем мы достигнем цели. И вот… Цель достигнута, а… поворота нет… и не будет, долго еще не будет…
Мюленберг молчит и думает Ганс продолжает шагать по диагонали — от крайнего окна к двери и обратно.
— Идет… — говорит он наконец.
Оба высовываются из окна Гросс летит зигзагами, обгоняя и задевая прохожих; на лице его — торжество. Сворачивая с тротуара, чтобы перейти улицу, он делает победный жест Мюленбергу. Через минуту он влетает в лабораторию запыхавшись.