Чайна Мьевиль - Рельсы
Вот к чему, по его мнению, должна была стремиться капитан.
— Значит, ваш поезд скоро отправляется, — сказал начальник порта Вуринаму в присутствии Шэма. — Славно, славно. Я слышал слухи.
«Какие слухи?» — хотелось спросить Шэму. Но он так и не узнал, о чем тогда шептались боллонцы, для которых любая сплетня была приманкой, ловушкой и орудием одновременно. Однако сведения об их предполагаемом маршруте действительно гуляли по городу, и Шэм, к своему горю, узнал, что Напхи в самом деле собиралась поступить именно так, как сказала. Что она не просто хотела отделаться от надоедливого подчиненного, составляя, тем временем, план. Нет, Напхи не думала вести их в Манихики.
Он хотел поговорить с ней, но, памятуя ее реакцию на его первую попытку, передумал. «Что ж, — решил он тогда, стараясь, чтобы его внутренний голос прозвучал со всей возможной драчливостью, — если она и впрямь не собирается делать то, что обязана, придется ее заставить».
Однако даже самым лучшим планам случается иногда всплыть брюхом вверх, а у Шэма и плана-то никакого не было. Дважды он делал попытку — каждый раз сердце выбивало тревожный ритм на рельсах его груди, — приблизиться к капитану и задать ей вопрос о том, как следует понимать ее отказ от выяснения происхождения образов на флатографиях, ее решительное не-говорение о них. «Мидас» вышел из гавани, лег на курс — совершенно ложный, в его представлении, — а он все еще не мог придумать, что ей сказать. И каждый раз, стоило ей задержать на нем пристальный взгляд своих холодных глаз чуть дольше обычного, его охватывала паника, и он, отвернувшись, удалялся. Так они пришли вместо Манихики домой, на остров Стреггей.
Глава 18
Плохо было то, что один из команды «Мидаса» остался лежать с обглоданными ногами в пропахшем эфиром сарае на чужом и нелюбимом берегу. Хорошо то, что они завалили огромного крота. Их трюмы были полны солонины, бочонков топленого кротового жира, тщательно выскобленных шкур и меха.
Между мысом Четем и сомнительными мелкими островками твердой земли гряды Льюивела они поймали двух звездоносых кротов. Там, где между внутренними линиями рельсоморья земля была вся перепахана мелкими грызунами, поезд останавливался, и все члены команды с баграми и палками в руках вываливали на палубы, откуда тыкали своими орудиями в землю, выгоняя на поверхность ее обитателей. Привязав к палкам проволоку вместо лесок и снабдив их крючками и грузилами, мужчины и женщины с «Мидаса» приманивали на наживку шустрых штопорных землероек, которые выкапывались в верхние слои земли и хватали куски мяса. Рано или поздно одна из них хватала вместе с наживкой крючок, рывком натягивала леску и начинала биться, пытаться уйти прочь. Тогда удильщики подсекали, сматывали леску так, что землеройка оказывалась на одном уровне с удочкой, где и болталась, отчаянно вертясь и размахивая лапами.
Ловили они и самых мелких мульдиварп, длиной в человеческую руку, которые росли прямо на глазах, ловя и пожирая червей и жуков величиной с голову, чем вызывали у команды вопли отвращения; жуков, правда, ели не все, только в зависимости от места происхождения. Ловили землероек, мускусных крыс, хищных кроликов. Роющих пчел. Это был богатый живностью участок рельсоморья. Похоже, что шумные и суетливые ангелы-уборщики наведывались сюда нечасто: между неубранных рельсов росла съедобная трава, которую члены команды собирали на салат.
— Мистер Вуринам. — Шэм откашливался, готовясь к серьезному разговору. — Доктор Фремло. — Он все думал о тех изображениях, которые видел, и решил, что, была не была, скажет им об этом, ведь они же его друзья, или нет?
Но секреты высыхали у него на языке, а рот становился как давно не кормленный топливный бак. Та дорога, та узкая одинокая колея просто не поддавалась описанию, это было выше его сил. Лучше он покажет им снимок. Но ведь если снятая трясущимися руками флатография и скажет что-то тем, кто никогда не видел оригинала, слухи об этом быстро дойдут до ушей капитана. А это уже будет рассматриваться как подстрекательство к бунту.
Дело было не только в том, что он боялся капитана, — хотя, конечно, боялся, что тут греха таить. Но еще он не мог отделаться от чувства, что капитана лучше против себя не настраивать.
Дважды они встречали другие стреггейские поезда, которые проходили так близко, что команды могли пообщаться и обменяться письмами и новостями при помощи катапультируемых лебедок. Капитан Скарамаш с идущей в открытое рельсоморье «Мергатройд» даже зашел к капитану Напхи в гости. Он степенно сидел в подвесном кресле, мерно покачиваясь над ярдами путей, а рабочие, ритмично ухая, тянули лебедку.
Покуда Шоссандер с Драмином носили в купе капитана лучший чай и сухое печенье на фарфоре и серебре, Шэм вскарабкался по задней стенке служебного вагона — сам дивясь своей смелости, — завис у окна вне зоны видимости, и оттуда подслушал и частично подсмотрел весь разговор.
— Итак, капитан Напхи, — услышал он голос капитана Скарамаша. — Своей помощью вы окажете мне услугу. Я ищу некоего зверя. Здоровенного, по-настоящему огромного. — Его голос окрасился знакомыми интонациями. — Хорька. Длиной он, по крайней мере, с вагон, из головы торчит крюк. Мой подарок. Он похож на согнутый палец и качается при каждом движении, точно манит. Меня манит. — Тут он перешел на шепот. — Приманивает меня. Старый Крюкоголов.
Значит, у Скарамаша тоже есть философия, за которой он гонится. «Понятно, продолжай», — подумал Шэм. Капитан Напхи прокашлялась.
— Нет, подобное животное не пересекало наш путь, — сказала она. — Но будьте уверены, теперь, когда мне стало известно название вашего транспортного средства, при первых же признаках сего манящего металлического объекта в голове упомянутого плавно бегущего пушного эрахтоноса, я тщательно замечу координаты нашей с ним встречи. И сообщу вам. Клянусь честью капитана.
— Благодарю вас, — пробормотал капитан Скарамаш.
— Не сомневаюсь, он забрал у вас нечто, так же как мой забрал нечто у меня, — сказала Напхи. Скарамаш кивнул, выражение мрачной задумчивости застыло на его лице. Шэм вдруг понял, как-то внезапно сформулировав про себя эту мысль, что именно такое выражение он чаще всего видел на лице любого капитана. Это была их профессиональная мина.
Скарамаш, закатав штанину, постучал костяшками пальцев по дереву и железу под ней. Капитан Напхи одобрительно кивнула и подняла свою руку — ее замысловатые костяные накладки, гагатовые украшения и металлические части отражали свет.
