Андрей Синицын - Eurocon 2008. Спасти чужого
Кстати. Может ли животное сойти с ума?
Запросто. Собака может заболеть бешенством, лошадь – испугаться и понести. А космоид?
Пожалуй, надо исходить из того, что и он тоже может. Отбился от стада и прет на рожон – ну не псих ли? Максимум через полчаса «Самурай» разделается с ним. Возможно, я увижу это издали.
Если раньше чужак не разделается со мною.
– Я Тридцатый, – говорю я, чтобы полковник Горбань знал, что я пока еще человек, а не плазма и пепел. Затем умолкаю. Мне нельзя отвлекаться – противник может ожить в любое мгновение. Не настолько я наивен, чтобы верить, будто он подстрелен всерьез. Нет, он в полной боеготовности... просто выжидает...
Чего?
Не знаю. Возможно, надеется как раз на то, что я отвлекусь на секунду-другую.
Тьфу. Глупость и антропоцентризм. Я стал думать о моем противнике как о человеке. Зря я надеюсь предугадать его действия. Будь он чужим, но хотя бы разумным – могла бы получиться дуэль интеллектов. Однако всем известно, что космоиды не обладают разумом – не доросли еще.
Мой интеллект (уж какой есть) против его древних инстинктов – вот что такое наша стычка. Вряд ли чужак понимает, с кем связался. А я не имею ни малейшего понятия о его инстинктах, кроме всем известного стадного – того, который сейчас абсолютно не работает.
Задачка.
Не надо мне ее решать, вот что. Мне надо лишь продержаться... семнадцать минут, да?
Пожалуй, уже шестнадцать.
А ну-ка... Еще раз: что мне известно о повадках космоидов? Они стадные существа с развитым социальным поведением – это раз. Они проявляют агрессию лишь тогда, когда чувствуют угрозу, – это два. Они питаются релятивистскими частицами, разогнанными мощнейшими магнитными полями, и черенковским излучением – это три.
И они смертны – это четыре.
Что еще?
Пожалуй, это все. Ксенозоолог скажет больше, а еще больше выдумает, опираясь на непроверенные данные, но я не ксенозоолог. Я простой пилот. Ограниченно информированный. Да еще психически неуравновешенный.
Была, впрочем, какая-то популярная передачка...
Это лишь ощущение, не мысль. Мне кажется, что в той передаче среди пустой болтовни мелькнула фраза, очень полезная для меня сейчас... Что-то очень простое, но очень важное...
Залп!
Космоид приходит в движение, огненные сгустки летят прямо в меня. Их много. Я самонадеянно предполагал, что контузил противника, а он, оказывается, собирался с силами для внезапной и, главное, очень мощной атаки.
Верчусь ужом, выписывая «каллистянский узел». Зверская штучка, инквизиторская выдумка. Я слышу, как хрустит корпус моего кораблика.
Он выдержит. Пилот будет раздавлен перегрузкой раньше, чем корабль начнет рассыпаться. И все-таки я невольно испугался бы, сохрани я способность бояться. Но во время таких маневров мысль только одна: скорее бы это все кончилось!
Зрение восстанавливается вовремя – в последний момент я успеваю увернуться от приотставшего плазмоида. Множу миражи. Чужак сбит с толку, но это ненадолго.
Ворона – и та привыкает к огородному пугалу и перестает обращать на него внимание. Возможно, космоид глупее вороны, но намного ли?
Мои миражи приходят в движение, имитируя атаку. Я иду на ионных, присоединяюсь к арьергарду атакующих фантомов и немедленно получаю отпор. Уклоняюсь, отступаю. Я еще могу играть в эти кошки-мышки. Заодно могу сделать зарубку в памяти: космоиды используют не только пассивную, но и активную локацию. От миражей мало толку.
И тут чужак преподносит еще один сюрприз: он разделяется на основное тело и десятка полтора-два тел поменьше. Те далеко не отлетают, вьются поблизости.
Оп-па! Почкуется он, что ли?.. В голове копошится мысль: а ведь до меня еще никто не видел, как размножаются космоиды. Особей малой величины – надо думать, детенышей – видели не раз, а вот за процессом их рождения понаблюдать не удалось.
И впрямь почкуется? Нашел, однако, время!
А может быть, он таким способом демонстрирует мне свое презрение: пошел ты, мол, не боюсь я тебя, мелкий комарик, не в состоянии ты помешать мне заниматься тем, чем мне хочется... Гм, вряд ли. Я опять приписываю ему человеческие эмоции. Бьюсь об заклад: презирать супостата эти животные не умеют.
Есть и еще одна гипотетическая возможность: если «детеныши» хоть в какой-то степени боеспособны, то чужак попросту обеспечивает себе численный перевес: до этого шел бой один на один, теперь же – один против эскадры.
Веселенькое дело...
Мне не страшно. Пустотой и одиночеством я лечусь от мизантропии и еще не излечился. Нет, я не хочу умирать. Я избегаю смерти, как боксер на ринге избегает получить крюк в челюсть. И если в мою голову забредает мысль о том, что с моей гибелью навеки исчезнет целая вселенная гнездящихся в моем сознании мыслей, образов и воспоминаний, то эта мысль лишь ожесточает меня. Погибнет? Да и черт с ней, невелика потеря!
И в разлаженной психике есть свои преимущества.
8
Вообще-то обученный пилот представляет некоторую ценность для Компании. Она отбирает лучший материал среди тех, кого не заграбастал себе военный флот. Мне до сих пор любопытно: почему я не подошел воякам? Оценки в училище имел приличные, экзамены сдал хорошо... Впрочем, я особенно не рвался на военную службу, хотя и не афишировал это. Наверное, мою кандидатуру отклонили за недостаточную амбициозность...
Я не в претензии. Здесь у меня больше свободы. На худой конец, из Компании можно уволиться, а с военной службы – только выйти в отставку. Почувствуйте разницу. Ну ладно, хватит об этом.
Не хочу и вспоминать о психологических испытаниях, входящих в учебную программу. Это... неприятно. Не каждый курсант выдерживал, многие срывались. Я оказался в числе тех, кто выдержал. Но ведь мы знали, а когда не знали, то догадывались: это только испытание, надо потерпеть. В жизни пилота нагрузки оказались пожиже, но ведь и жизнь длиннее теста. Любой материал рано или поздно ломается от «усталости».
Я не только взорвался и испортил отношения с неплохими в общем-то людьми. Произошло худшее: люди, работа, весь мир осточертели мне настолько, что я утратил здоровый инстинкт самосохранения. Это недопустимо. Пилот, который лишен страха, не должен летать. Патруль – вот единственное, что можно доверить озлобленному невротику, во-первых, потому что в одноместном кораблике трудно угробить кого-нибудь, кроме себя, а во-вторых, потому что на дальних задворках Солнечной системы практически ничего нет. Мириады ледяных тел – потенциальных кометных ядер – не в счет. Могут пройти годы, прежде чем в патрулируемом секторе произойдет нечто достойное внимания.
