Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен
— Вскоре придет еще один корабль, — заметил я.
— Мой астролог обманул меня. Я направляюсь в собор произнести молитву. Вы поедете со мной?
— Наш творец в это утро — Кемперер, сестренка, — ответил я. — И он создаст или погубит нас. Иди и исполни роль нашей Минервы. Вскоре я навещу тебя в твоем убежище.
Я сказал это небрежно, пытаясь воодушевить ее.
Катарина, озабоченно взглянув, ответила:
— Не забудь своего обещания. Вчера вечером я навестила отца и сыграла с ним партию в шахматы.
— Ишь ты, у него есть еще время для игры в шахматы! Он же совсем закопался в своих древних книгах. «Исследование конвергенции», а, может быть, «конгруэнции» или «дивиргенции». Кажется, я никогда не смогу запомнить разницу между «Высокой религией и Естественной религией, митраизмом и ноздрями епископа».
— Не смейся над отцом, Периан, — мягко сказала Катарина, поднимаясь в экипаж, — его работа очень важна.
Я красноречиво развел руками и склонил голову набок, всем своим видом демонстрируя раскаяние и согласие.
— Я люблю старика и знаю, что его работа, действительно, важна. Мне просто надоело выслушивать его нотации.
Когда мы с де Ламбантом шли вдоль набережной в направлении Букинторо, он заметил:
— Твоя сестра — голубка в сером платье. Она очень соблазнительна. Я должен навестить ее одинокое убежище в какой-нибудь из ближайших вечеров, хотя ты это не одобряешь. Впрочем, как и ее муж.
— Не касайся моей сестры даже в мыслях.
Мы начали говорить о сестре де Ламбанта — Смаране, чья свадьба должна была состояться через пять недель. Мысль о трехдневном семейном празднике воодушевила нас и не в малой степени потому, что обе семьи, связанные родственными узами, Ламбанты и Орини, пригласили труппу Кемперера участвовать в празднике на второй день торжества. По крайней мере у нас будет работа.
— Мы сыграем такую комедию, которую долго будут помнить все гости. Я готов даже упасть с лестницы ради веселья гостей. Он толкнул меня в бок:
— Молись, чтобы мы раздобыли пищу до этой даты, иначе станем актерами в театре теней. Вот и рынок — давай разбежимся!
Рынок фруктов находился в конце района Старого Моста.
В эти утренние часы он был до отказа заполнен покупателями и гудел от споров, слухов и ос, размером с большой палец. Мы двигались быстрым шагом между прилавками, уклоняясь от покупателей и огибая столбы. Встретившись на другом конце базара, мы рассмеялись. Наши карманы были полны персиков и абрикосов.
— Это стоит целого рабочего дня. — Сказал де Ламбант, пережевывая мякоть персика. — Зачем идти к Кемпереру? У него ничего для нас нет. Давай навестим Труну и выпьем. Возможно, там будет и Портинари.
— Нет, пойдем проведаем старика. Пусть увидит, как мы исхудали из-за того, что нам негде играть.
Он толкнул меня в грудь и высокопарно произнес:
— Я не играю, я живу на сцене!
— Я, конечно, не должен об этом говорить, но все же мне не понятно, как терпят тебя женщины, когда ты заводишь с ними свои жалкие любовные игры…
У входа в дом ростовщика стоял древний маг и колдун по прозвищу Глас Народа. Он всегда устраивался у ступенек в дом ростовщика, когда знаки неба были благосклонны. Он занимался этим с тех дней, когда моя мать еще носила меня на спине. У него было такое же блудливое выражение лица, как у козла, привязанного к столбу, такие же желтые глаза, такая же редкая бороденка. На железном алтаре мага поджаривалась высушенная змея. Вещества, которые разбрызгивал колдун, отдавали типичным для естественной религии запахом. Мой священник, Мондаро, характеризовал его презрительно — Зловоние Малайсии.
Спрятавшись в тень навеса, с магом беседовал сгорбленный человек в меховой куртке. Что-то необычное в его позе и манере прижимать к боку коробку привлекло мое внимание. Казалось, он был готов в любой миг рвануть с места и мчаться, обгоняя собственные ноги. Я сразу же узнал в нем человека, сошедшего с триремы.
Рядом стояли местные жители, ожидавшие своей очереди побеседовать с Гласом Народа. Когда мы проходили мимо, маг бросил какой-то порошок в горячий пепел алтаря. Порошок мгновенно вспыхнул ярким желтым пламенем. Мое внимание было привлечено огнем и янтарным взглядом мага. Он поднял руку и поманил меня пальцем. Я толкнул де Ламбанта.
— Ему нужен ты.
Он толкнул меня сильнее.
— Это тебя, молодой герой. Вперед, узнай свою судьбу.
Я сделал шаг к алтарю, вонючий дым попал мне в горло и мешал дышать. Закашлявшись, я едва расслышал единственную фразу мага: «Если будешь стоять спокойно, то сможешь действовать совершенно».
— Спасибо, господин, — ответил я. Затем повернулся и поспешил вслед за де Ламбантом, который удалялся быстрым шагом. У меня не было ни единого динария, чтобы заплатить за совет, хотя советы ценятся в Малайсии высоко.
— Гай, как ты думаешь, что значит эта фраза: «Стой спокойно, действуй совершенно»? Я полагаю, это обычное предупреждение против перемен. Как я ненавижу обе религии.
Де Ламбант глубоко вонзил зубы в персик, затем произнес тоном ученого:
— Очень типичная ненависть к новому, присущая нашей эпохе, дорогой де Чироло, одна из опасностей жизни при геронтократии… — и неожиданно продолжил: — Нет, болван, ты хорошо знаешь, что имел в виду старый козел. Он разбирается в драме лучше, чем ты подозреваешь, и надеется своим советом излечить тебя от привычки важно разгуливать по сцене, привлекая на себя свет рампы.
Мы начинали ссориться, когда кто-то схватил меня за рукав. Я повернулся, ожидая увидеть карманников, но передо мной стоял старик в меховой куртке, сжимая под рукой ящик. Он тяжело дышал, рот его был открыт, и мне были видны сломанные зубы. Весь его вид настораживал, а особенно цвет глаз. Голубые глаза редко встречаются в Малайсии.
— Господа, извините за беспокойство. Я полагаю, вы младший Периан де Чироло?
Он говорил с акцентом. Я подтвердил, что я — это я, и предположил, что моя игра на сцене, возможно, доставила ему наслаждение.
— Молодой человек, я не очень люблю представления, хотя сам написал пьесу, которая…
— В этом случае, господин, не знаю как ваше имя, я вам не пригожусь. Я актер, а не импресарио, поэтому…
— Извините, но я не собирался просить об услуге, я хотел предложить свою.
Он с достоинством поправил куртку, с нежностью прижав к себе ящик.
— Мое имя — Отто Бентсон. Я не из Малайсии, а с Севера, из Толкхорна. Превратности судьбы и напасти, преследующие бедняков и делающие их жизнь проклятием, привели меня сюда несколько лет тому назад. Я верю в то, что только бедняк поможет бедняку. Именно поэтому я хочу предложить вам работу, если вы сейчас свободны.
