Борис Руденко - Цена искупления
Минут через десять Фильдер пришел в себя и немедленно сообщил об опасности на центральный пост. Он говорил сбивчиво я малопонятно, вызвав в Акроше подозрение на галлюцинацию. Тем не менее Акрош сразу же передал сообщение Фильдера остальным и, как оказалось, весьма своевременно. Живая тьма нападала в течение следующего получаса дважды, подтвердив тем самым психическую устойчивость Фильдера. Появлялась ниоткуда, обволакивала "жука", словно пробуя его крепость, и бесследно исчезала. Но никто из людей уже не был застигнут врасплох.
Раньше Фильдер был пилотом. Он сказал, что примерно такое состояние, только в несколько более слабой форме, испытывает некапсулированный человек при межзвездном скачке. Внезапно вмешался Залецки, подтвердивший, что ощущение это не ил приятных.
"Ты тоже был пилотом?" - заинтересовался Фильдер.
Залецки запнулся и сказал, что это Фильдера не касается.
Тем, кто строил для нас на Юнге жилой комплекс, наверное, было труднее. Ведь они были лишены даже дома. Они так и жили в своих "жуках", мультигрейдерах и других рабочих машинах, почти не вступая в непосредственное общение друг с другом. Это очень трудно. Вероятно, вина каждого из них была несравненно выше, чем наша. Правда, искупление для них наступило гораздо быстрее...
Совершивший ошибку обязан ее исправить немедленно. А если это невозможно, если последствия необратимы и тяжелы, если не находишь себе оправдания ни в чем и нет сил противиться желанию уйти без борьбы, тебе дается шанс Сегодня здесь, на Юнге, и в других местах тебе дается возможность жить во имя Искупления, от которой никто не вправе отказаться.
Искупление придет для нас, когда заработает реактор. Никто не будет знать имен его создателей. Наших имен. И в этом высшая милость, высшая степень прощения.
Так, в прежней жизни Корнев был врачом. Он любил свою профессию, как любил бы любую другую, сложись его судьба иначе. Он любил свою работу не более чем она того требовала Немного завидовал однокашникам, сумевшим в чем-то обогнать его, оказаться удачливей в жизни. Чуть бы побольше везения, обаяния, умения расположить к себе старших... Может, Корнев лишен этих качеств, а может, они ему просто не нужны. Извечное деление на трудяг и счастливчиков. Лопни, лезь из кожи, но сверх отпущенного судьбой не получишь.
Корнев не собирался лезть из кожи. Его вполне устраивала скучноватая повседневная практика: легкие случаи, хлопотные, случаи посложнее и совсем сложные, уже не доставлявшие никаких хлопот, поскольку есть на то столичные корифеи и центральные клиники.
А были еще ласковые тихие вечера, теплый бриз, шуршание медленных струй под килем парусника и маленькая послушная рука в ладони. Разве мало этого?
Она ждала его, кажется, в тот вечер, когда он, бессмысленно скользнув взглядом по графе противопоказаний в личной карточке больного, сделал укол, а уже через час, поспешно вернувшись к постели впавшего в аллергическую кому, понапрасну терял время, пытаясь определить причину.
Вероятно, она еще ждала Корнева, когда он оцепенело и тупо глядел на неподвижное, остывающее тело, к которому корифея не поспели вовремя...
До прихода ураганов живая тьма больше не появлялась ни разу, и отчасти стало понятно, почему десанты разведчиков и строители базы не заметили на Юнге этой странной формы жизни. Впрочем, гибель одного из строителей заставляла призадуматься. За полчаса до очередного шквала связь с ним прекратилась. Когда ветер утих, товарищи пропавшего, вытащив из почвы якоря, отправились на поиски и очень скоро обнаружили его машину подготовленную к шторму и вполне исправную, с распахнутой дверцей.
Смешно искать следы человека, попавшего под шквал Юнги, однако строители искали несколько дней подряд, пользуясь каждой минутой затишья. Единственным логичным объяснением происшедшего была неисправность радиосвязи, помешавшая услышать штормовое предупреждение.
Случившееся с Фильдером давало иную окраску трагическому событию, хотя ничего, совершенно ничего, кроме ощущений самого Фильдера и двух его товарищей, не подтверждало опасений. На следующее утро по всему гигантскому периметру строительной площадки были расставлены индикаторы биоактивности. Безотказные и чрезвычайно чувствительные. Они простояли до самого конца, так о себе ни разу и не напомнив Постепенно все это начало забываться, и даже Фильдеру порой казалось, что, в сущности, ничего не было вовсе.
За прошедший месяц не было установлено ни одной колонны, так как по настоянию Акроша добрая половина группы занималась воспроизводством "циклопов". Акрошу удалось убедить остальных строить реактор не поэтапно, а готовыми секциями, которые можно было бы параллельно со строительством отлаживать и доводить непосредственно в рабочем режиме. Акрош доказал, что временное снижение темпов из-за отвлечения сил на подготовку нового метода не только не скажется на общих сроках работ, но и существенно сократит их в последующем.
Для этого следовало удвоить количество "циклопов". Эти машины, сочетающие компактность и разнообразие рабочих программ, были наиболее эффективны в довольно ограниченных пределах площадки секции. Акроша охотно поддержали еще и потому, что каждому поскорее хотелось увидеть в действии хотя бы часть реактора - некий промежуточный, но тем не менее конкретный результат их труда.
Спустя неделю были установлены сразу две колонны - двенадцатая и тринадцатая и начат монтаж парогенератора.
Пилот Фильдер окончил училище, которое несколько столетий назад назвали бы привилегированным. Оно и в самом деле являлось таковым, поскольку критерии отбора курсантов здесь были ужесточены вдвое против обычных. Поступивших считали счастливчиками друзья, родные, курсанты других училищ - все, кроме самих поступивших.
Окончившие училище получали определенные преимущества, но они не доставались даром. Фильдер и его однокашники платили за них потом бесконечной вереницей имитаторов и тренажеров, многочасовыми бдениями в кресле кибертичера и отсутствием множества традиционных прелестей обычной студенческой жизни. Взамен они получали квалификационное звание на класс выше, сокращенный вдвое срок стажировки и вполне определенные перспективы роста.
Первое повышение Фильдер получил раньше прочих выпускников его курса Третье - прежде, чем многие успели получить второе. В тридцать два года он стал капитаном корабля Звездного десанта. Фильдер был прекрасный, редкий пилот, и происшедшее на орбитальной станции Марс-2 до сих пор всплывало перед ним подобно жутким видениям ночного кошмара.
В тот день он чувствовал себя всемогущим. Блестящий рейс Завершался слишком буднично. Самостоятельное наведение в пределах тысячекилометровой сферы вокруг станции было категорически запрещено: Марс-2 - одна из самых загруженных станций в системе. Корабль Фильдера терпеливо дожидался своей очереди, иногда вздрагивая от легких рывков малых корректировочных двигателей.
