Рэй Олдридж - Душевные трубки
Всё это я обнаружил в научной базе корабля. Отсутствие воображения не всегда означает отсутствие любопытства. На самом деле, я был уверен, что сделал бы лучшее описание, чем Дьюайн, хотя я и не обучен этому мастерству. Я действительно верю в это, не смотря на то, что говориться о людях вроде меня. Точно-мыслие, которому меня подвергли, не следует рассматривать как большой недостаток для журналиста.
Я также не возражал бы и против исполнения неофициальных обязанностей Дьюайн, даже если бы индивидуальность Ху Мун чуток поскрежетала. Красота Ху Мун была стильно эксцентричной – мой любимый тип. Иногда индивидуальности меняются, когда кожа прикасается к коже, или скрытые глубины становятся явными. Думаю, я говорил себе всё это, чтобы оправдать моё влечение к этой женщине.
Последним полноправным членом нашей группы искателей знаний был Джэнг, специалист по оружию с одного из Дильвермунских Рабских Ковчегов и человек, к которому все относились с почтительной осторожностью. Он был физически внушителен... высокий, широкий, с плотными брусками мышц под серой, искусственно отверделой кожей, совершенно безволосый. У него было спокойное замкнутое лицо, уши были подрезаны, а зубы были блестящими лентами пилообразного сплава, такими острыми, что его язык и губы были покрыты чешуйками защитного металла. Разок я видел как он зевнул, когда он не знал, что я смотрю, и узнал, что его рот может открываться гораздо шире, чем у любого немодифицированного человека. Я и представить не мог, насколько нужно быть глупым или сумасшедшим, чтобы искать драки с Джэнгом.
Джэнг казался незаинтересованным в археологии, хотя охотно работал с нами, когда не был занят проверкой своих устройств безопасности или обслуживанием своего оружия. Его настоящей работой было следить, чтобы мы все остались живы и наш корабль возвратился в целости. Он оплачивался страховщиком, а не университетом, финансировавшим раскопки, и хотя он вёл себя с Ху Мун совершенно учтиво, он, на самом деле, не подчинялся её приказам.
В ту ночь Джэнг сидел, как он иногда делал, отдельно от остальных, у искусственного костерка в своём углу охраняемой территории.
«Джэнг», – сказал я с той неискренней весёлостью, которую люди часто симулируют, когда подходят к явно опасному человеку.
«Лисон», – отозвался он своим низким голосом без эмоций. «Как ты?»
«Хорошо, хорошо», – сказал я. «Ну, не совсем».
«Как так?» Несмотря на свою профессиональную отстранённость, Джэнг не был замкнутым; в действительности, он был неизменно вежлив со мной.
Я сел и глубоко вздохнул. «Не хочу показаться глупым, но ты уверен, что мы одни?»
«Разумно», – сказал Джэнг. «У тебя есть доказательство обратного?»
Я продолжил. «Мы здесь не так долго, чтобы что-то сломалось, поэтому Ху Мун получила мне управлять картографом. В любом случае, у меня много свободного времени и... ну, я чувствую, что на меня смотрят».
«ʻʻСмотрятʼʼ», – повторил Джэнг без следа раздражительности.
«Ага. Ну, может не ʻʻсмотрятʼʼ, знаешь, в смысле всех этих привидений-в-кустах. Я о том, что, ну кто верит в призраков? Но словно что-то всё ещё здесь, всё ещё как-то обращает внимание. Ты не чувствуешь это?»
«Возможно», – сказал он.
Мне стало приятно, что кто-то может воспринимать меня серьёзно. Теперь это уже не случается так часто. «Ты о чём? Ты что-то видел?»
Для ответа ему потребовалось много времени. «Нет. И возможно ничего нет. Мне иногда трудно отделить интуицию от паранойи. Между ними лежит довольно неопределённая черта... всё же, я надеюсь, что не пересеку её».
«Хорошо», – сказал я наконец. «Я только подумал, что должен сказать об этом. Просто плохое чувство. Возможно, это ничего и не значит».
Он любезно кивнул, и я подумал, что увидел в его глазах то вежливое сострадание, которое сильные и с большим сердцем люди чувствуют к хромым.
Я вернулся в своё прибежище не сердитее, чем обычно.
В следующие несколько дней мы прорыли пробные шурфы в пластах расположения колонии и иногда стали находить интересные предметы. Видимо некоторое время у колонистов всё было достаточно хорошо. Мы откапали множество артефактов местного производства, указывающих на хорошо сохранившуюся технологию.
Большинство из обнаруженных нами реальных артифактов было обычным домашним мусором, который засоряет места проживания людей... разбитая глиняная посуда, кусочки ржавого металла и изъеденный пластик... выброшенный хлам существования. Конечно же там были всех видов трубки для каннабиса, сделанные из разнообразных материалов... кальяны, фигурные трубки, испарители, гравитационные трубки и множество других.
Мы также обнаружили несколько анахронизмов... предметов, датируемых периодом более поздним, чем гибель колонии. Ху Мун приписала их случайным посетителям; любознательным искателям, которые могли ненадолго приземлиться здесь через многие столетия после исчезновения колонии.
В любом месте, где жили люди, обычно бывает, по крайней мере, несколько вещенй, стоящих того, чтобы их нашли. Немного керамики, сделанной просто и прочно, с энергией и экспрессией. Некоторые из трубок были прекрасно вырезаны, и я почувствовал укол зависти к таланту давно умерших трубочных мастеров, которые, к несчастью, напомнили мне об утерянных мной способностях.
Моим любимым предметом была низкая широкая чаша, 40 сантиметров в диаметре. Совершенство её формы и законченности указывало на то, что она была сформирована в стандартном молекулярном репликаторе. В чашу из полупрозрачного стекла было встроено изображение... вид с места расположения поселения, обращённый на восток, через серые и коричневые болота, красноватый свет восходящего солнца, окрашивающий низкое небо, сцена, исполненная широкими импрессионистскими мазками. Несомненно, мелодраматическое изображение. Мои критические способности, возможно, постигла таже участь, что и моё воображение, но, всё же, оно мне нравилось. «Большая сувенирная пепельница», – сказал я Ирвэйну, когда он нашёл её.
Он злобно посмотрел на меня. «Заткнись, Лисон».
«Да шучу», – сказал я. Странно, но для моих глаз чаша была гораздо более красива, чем настоящий вид, который мы видели каждый день. Я подумал о давно умерших людях, которые ели из этой чаши и задумался, не ощущали ли они порой то же самое беспокойство, что и я.
Мы нашли остатки центрального компьютера колонии и ориентированный кристаллический блок, содержащий его главный модуль памяти. Он был относительно неповреждён и некоторые из нас обрадовались мысли, что мы покинем Грэйлин IV раньше, чем ожидалось. Предэкспедиционные исследования Ирвэйна указывали, что компьютер у них был ещё до того, как они стали колонией, тогда, когда они ещё были закабалёнными людьми на Бонтоне. Как презираемое и преследуемое меньшинство, у них были хорошие причины, чтобы сохранять секретность своих файлов, и блок был зашифрован.
