Бангуолис Балашявичус - Знакомый солдат
- А эти развалины могли бы и убрать, - сказал Вилюс, решив сменить тему. - Хоть они и оживляют пейзаж, напоминают о былом.
- Ты о мосте?.. История простая: взорвали наши, во время отступления.
- Оказывается, и ты кое о чем знаешь!.. - удивился Вилюс. - Не только сочиняешь в своих статьях...
- Случайно узнал. Ездил в соседний колхоз к мелиораторам. Прораба не застал, а без материала возвращаться не хотелось. Заглянул к следопытам восьмилетки. Хороший музей они создали - я об этом писал... - Ричардас помолчал. В его голосе не было всегдашней иронии. - А вообще-то толком знаю только главные сражения, как и ты. Школьный учебник истории, страница такая-то, несколько строчек. О мостах в учебниках не пишут. Места бы не хватило...
- Мужики, хватит воевать! - окликнула их жена Вилюса. - Чай стынет!
- С женщинами, ясное дело, не повоюешь! - пошутил Вилюс. - Они велят вовремя есть, вовремя спать... Буры когда-то проиграли войну с англичанами только потому, что таскали с собой пожитки и своих жен...
Его слова прервал сухой щелчок. Невероятно громким был этот щелчок, наверное, потому, что никто не ждал его в этой тишине.
Вилюс поднял голову.
На другом краю островка, шагах в двадцати, стоял его сынишка и сжимал в руке гранату. Фигуру мальчика освещало трепетное пламя костра.
Над костром как бы застыл огромный темнокрылый мотылек. Крылья его уже лизнул яркий огонь, а мотылек падал и все не мог упасть, повис в воздухе. Мотылек не махал крыльями, пламя не занималось ярче. Мотыльку было страшно - так долго падать в жгучее солнце.
Ветер совсем затих, и было темно вокруг. А вылетевшая из костра искорка горела без треска, ровным огнем, как подвешенный на парашюте фонарь, такой яркий на фоне черного неба.
После щелчка прошла минута, другая, третья.
Граната должна была взорваться через три секунды. Вилюс знал это, бросал точно такие гранаты в армии, из глубокого окопа, и едва успевал нагнуться, выпустив ее из пальцев, как осколки со свистом проносились над бруствером... А сейчас он не мог шевельнуться, кинуться к сынишке. Три секунды - очень много и очень мало, но надо успеть...
И человек в заляпанной грязью солдатской форме, видно, знал это назубок. Бросился к оцепеневшему ребенку, вырвал из руки гранату и, почти не замахиваясь, зашвырнул ее в болото.
Тотчас взлетел столб воды и ила. Эхо взрыва не вернулось назад.
Чай был горячим. Солдат пил не торопясь, сжимая в ладонях кружку, словно грел озябшие руки. А вечер был теплый, и костер горел жарко. От мокрой одежды солдата шел пар.
Женщины предлагали солдату колбасы, нарезанного ломтиками окорока, но тот отказался, только попросил еще кипятку. Достал из кармана галету, жевал ее, то и дело макая в чай. И женщины замолчали, боясь обидеть солдата преувеличенным радушием, не зная, как отблагодарить его.
Тишина длилась долго; всем стало даже не по себе.
А Вилюс давно уже хотел спросить, что здесь делает солдат и как он столь незаметно и, главное, вовремя оказался на островке. Вилюс даже подумал, что это актер, что где-нибудь поблизости, может у взорванного моста, обосновалась съемочная группа, ставит фильм про войну; но человек так решительно схватил гранату... Как настоящий солдат - уметь надо.
- Надо уметь... - вслух подумал Вилюс.
- Служба, - ответил солдат.
- Служите, значит?
- Воюем... Все воюем. Но лучше тем, что наступают. Отступать очень уж тяжело...
Солдат сосредоточенно глядел на темно-бурую, в темноте совсем черную воду болотного окна и думал, что побурела она не только от таящихся в земле вездесущих частиц железа: шли века, а в болотах тонули закованные в железо рыцари, редели здесь разноязыкие полчища. Ведь только за последних полвека два раза прокатился по болоту огненный вихрь, каждый раз оставляя в нем частицу своей нескончаемой ярости. Ярости, которую подавляли не болота.
- А мне почему-то подумалось - вы здесь на съемках. - Вилюс рассмеялся, ему почему-то стало легче, когда узнал, что солдат - настоящий солдат и просто исполнил свой долг. Актеры - народ интеллектуальный, с ними и разговор другой, да и обхождение не то. Чувствуешь себя не в своей тарелке, когда общаешься со знаменитостями. - Хотя фильмы про войну - тоже вещь хорошая. Люди должны знать о войне, о солдатской профессии. - Вилюс на секунду запнулся, подумав, что неверно выразился. - Да, тогда ничто не забудется. Сейчас много хороших картин о войне. - По правде, Вилюс не любил картины про войну, ходил на них редко, разве что на отмеченные на фестивалях. Но сейчас, когда солдат спас его сынишку, не с руки было говорить иначе.
Вилюс посмотрел на исчерна-бурую воду и подумал, что война кончилась давно. Если начать вспоминать, придется вспоминать очень о многом, а все было так давно, что скоро нигде на нашей земле не останется невзорвавшихся гранат - их уничтожит время...
- В кино войну доказывают, - сказал солдат.
- Смотреть страшно, - добавил Вилюс.
Звезды мерцали тускло, по-осеннему. За кругом, очерченным пламенем костра, застыла, напрягшись, темнота, лишь кое-где испещренная неподвижными огоньками - отраженными небесными светилами.
- Мне пора, - сказал солдат и посмотрел на звезды. - Пора.
- Переночевали бы с нами, - предложил Вилюс. - Места хватит, спальный мешок найдется. Куда вы теперь пойдете - тьма кромешная, чего доброго, в трясину угодите.
- Надо. - Солдат встал. - Служба, опаздывать не положено.
Солдат шагнул в темноту. Черный силуэт растворился в тумане. Мелькнул еще раз, закрывая отражение звезд в воде, и исчез. Вроде и не было человека.
- Я тут не заблужусь.
Эти слова прозвучали отчетливо, будто сказанные рядом, и люди на островке вздрогнули.
Мужчинам не спалось. Легли они вместе со всеми, проворочались с боку на бок битых полчаса, но сон не брал. Сейчас они сидели на валежнике у погасшего костра. Пойдут покурить - так сказали женам.
Вилюс дымил уже не первой сигаретой, все оборачиваясь к палатке, темнеющей в густом тумане. Изредка находило непреодолимое желание взглянуть на сынишку, он вставал и, подкравшись к палатке, прислушивался. Внутри было тихо. Сынишка спокойно сопел, наверное, так и не поняв, что ему грозило час назад.
- Противная работа у этого солдата, - сказал Вилюс. - Даже ошибиться нельзя.
- Как вовремя он подоспел... - наверно, в десятый раз повторил Ричардас.
- Вовремя...
Туман сгущался, плавающие в воздухе капельки увлажняли одежду, но мужчины не чувствовали ни сырости, ни холода. А за Неманом глухо грохотали взрывы, по небу блуждали лучи прожекторов - неяркие, размытые, как светлые полосы, прочерченные на плохой бумаге. Грозно рокотали тяжелые самолеты. Видно, там проходили маневры, и тысячи человек - солдаты, офицеры, генералы - не спали этой ночью.
