Молли Глосс - Овечий сезон
В старомодной кобуре на поясе она носила пистолет — кольт 32 калибра. Если вы койот, лучше вам быть осторожным с этой женщиной, говорила она своим телом, тем, как она стояла, и тем, как она ходила, когда носила пистолет. Оружие и кобура когда-то принадлежали матери ее матери, женщине, что пришла на Запад сама по себе и которая на некоторое время поселилась в каньоне Спрэг-ривер. Бабушка Делии любила рассказывать историю, как заботливый сосед, холостяк с видами на годящуюся в жены женщину, навязал ей оружие, когда кламаты были на тропе войны с армией генерала Джоела Палмера, и как она никогда не пользовалась им, кроме как стрелять кроликов.
В июле койот убил ягненка, пока Делия ночевала не более чем в двухстах футах от спящих овец. Стояли сумерки, она сидела на ступеньках трейлера, читая захватывающий вестерн, в слабеющем свете близко наклоняясь к страницам, а собаки дремали у ее ног. Она услышала слабый звук, странный тонкий маленький крик, которой она не распознала, а потом поняла, вскочила на ноги и выхватила оружие, завопив на койота, на собак, ее вопль перепугал всю отару, вскочившую на ноги, но овцы отреагировали слишком поздно, Делия выстрелила слишком поздно, и ничего хорошего из этого не вышло, кроме демонстрации страха и гнева.
Лев-кугуар, наверное, уволок бы ягненка целиком; она знала, что когда убивают львы, то единственным свидетельством остаются кровь на траве да дрожащие кишки в луче фонарика. Но койот мал и убивает укусом в горло, а потом, наверное, ест только печень и сердце, хотя мамаша-койот может унести, сколько поместится в собственном желудке, сожрет в спешке и унесет домой щенкам. Бабушкин пистолет Делии спугнул койота до того, как он смог хоть что-то откусить, и ягненок целехонький дергался на траве, кровь шла только из шеи. Мать-овечка стояла над ним, горестно и жалобно плача, но ничего нельзя было сделать, и через несколько минут ягненок умер.
Не было смысла гнаться за койотом, да и в любом случае вся отара теперь была сумбурной путаницей тревоги и смущения; прошли часы, пока мать-овечка прекратила горевать, пока Делии и собакам удалось успокоить отару и уложить их снова спать почти в полночь. К тому времени мертвый ягненок окоченел на земле, и она унесла его за грузовик, сняла шкуру и позволила собакам съесть мясо, что было против ее природы, однако единственным способом не дать койоту вернуться за тушкой.
Пока собаки работали над ягненком, она стояла, прижав обе руки к уставшей спине, глядя на овец, на пятнистый рисунок их белизны, почти светящейся на фоне черного ландшафта, на звезды, густо и ярко блистающие над слабым контуром скальной гряды, стояла там несколько мгновений, прежде чем повернуться к трейлеру, к постели, а потом она всегда думала, как койот, горюющая овечка и темная июльская луна, судороги в ее спине, как все это сошлось вместе и стало причиной, что она стояла там, разглядывая небо, стало причиной, что она увидела короткую, яркую зеленую вспышку на юго-западе, а потом сернисто-желтая полоска разрезала ночь от юго-запада к западу снижающейся аркой на Уступ Хромого. Это была широкая яркая лента, в размер радуги, синюшный инверсионный след. Это был не метеор, она видела сотни метеоров. Она встала и посмотрела туда.
На небе расстояние имеет значение, теряешь перспективу и тяжело судить даже об ударе молнии, поразила ли она вот этот холм, или следующий, или долину между ними. Поэтому она понимала, что штука, упавшая с неба, может оказаться на много миль к западу от Хромого, даже совсем не на Хромом, который был всего в двух милях, по меньшей мере в двух милях, а идти туда все по хребтам и камням, никак не пробраться на грузовичке. Она задумалась. Ей пришлось передвинуть лагерь ранее днем, что всегда хлопотная работа, потом был до волдырей жаркий день, а теперь еще волнение с койотом. Она очень устала, усталость камнем лежит на груди. Она не знает, что это за штука упала с неба. Может, когда она подойдет туда, то найдет просто мертвый спутник или поломавшийся метеорологический воздушный шар, а не мертвых или изувеченных людей. След инверсии медленно редел, пока она стояла там, разглядывая его, становясь широким мазком желтоватого облачка на фоне черноты, со звездным полем, смутно мерцающим сквозь него.
Через некоторое время она вернулась в грузовик, достала бутылку для воды и наполнила ее, взяла так же пакет первой помощи и пару запасных батареек для фонарика, пригоршню запасных патронов к пистолету, сунула все это в рюкзак, накинула лямки на плечи и начала подниматься выше от темного лагеря и спящих овец. Собаки перестали глодать мертвого ягненка и тревожно побежали вдогонку, желая последовать за ней или не желая, чтобы она покидала овец. «Останьтесь», — резко сказала она, и они вернулись, остались с отарой и смотрели, как она уходит. Этот койот — он не будет нас беспокоить сегодня ночью, вот что говорила она собакам своим телом, уходя прочь, и она верила, что это, скорее всего, правда.
Теперь, когда она решила пойти, она шагала быстро. Это был ее шестой год в горах, и к этому времени она знала местность весьма хорошо. Она не пользовалась фонариком. Без него она приспособилась к усеянной звездами тьме, смогла различать камни и выбирать тропу. Воздух стоял прохладным, но полнился запахами жара, идущего от скал и опаленной земли. Она ничего не слышала, кроме собственного дыхания и хруста гравия под ногами. Маленькая сова разок покружила в тишине и потом умчалась в сторону хлопковых деревьев, черным силуэтом стоящих на северо-востоке.
Уступ Хромого был большим выпирающим блоком базальта, сплошь заросшим тощим можжевеловым лесочком. Пока она пробиралась меж деревьев, запах чего-то вроде озона или серы стал очень сильным, и воздух стал густым, обременным пылью. Нити желтоватого инверсионного следа свисали с веток деревьев. Она пересекла вершину уступа и вышла на плиты плоской скалы, с которых был вид на запад. Внизу в лощине с крутыми склонами большой кусок металла в форме крыла покоился на земле, она вначале посчитала его оторванным от самолета, но потом поняла, что это целая вещь, не обломок, и перестала высматривать остатки крушения. Она присела на корточки и стала наблюдать. Желтая пыль медленно оседала с неба, пыльцой засыпая ей волосы, плечи, носки ботинок, слегка притупляя маслянисто-черный блеск крыла, то есть той штуки, что походила на крыло.
Пока она сидела там на корточках, что-то вышло из-под его наклонной нижней части, койот, подумала она вначале, но потом это оказался не койот, а собака, сложенная, как гончая или борзая, узкогрудая, длинноногая, очень легкокостная и хрупкая на вид. Она ждала, что кто-то еще, человек, выберется вслед за своей собакой, но никто не выбирался. Пес присел отлить, потом отбежал на короткое расстояние, уселся на задницу и стал обдумывать происходящее. Делия тоже задумалась. Она посоображала, что пса могли послать одного. Русские послали одинокую собаку в своем маленьком спутнике, вспомнила она. Она подумала, что тощий, почти безволосый пес с хрупкими костями довольно скоро погибнет, если останется один в этой местности. И она подумала, что внутри крыла может быть человек, мертвый или чересчур пострадавший, чтобы выбраться. Она думала, сколько хлопот спуститься по этому крутому скальному утесу во тьме, чтобы спасти бесполезную собаку и мертвеца.
