Игорь Росоховатский - Верховный Координатор
— Но в данном случае…
— В приказе не сказано ни о каких исключениях.
— А чей же это приказ? К кому обратиться? — озадаченно спросил я.
— Приказ мой.
— В него надо внести оговорки.
— Приказы не обсуждаются. Они исполняются.
Где-то я уже слышал эту фразу. Совсем недавно. Но где? От кого?
— А почему бы нам и не обсудить ваш приказ?
— Приказы не обсуждаются, потому что не подлежат обсуждению, — сказал он покровительственно, словно снисходя до объяснения. — И советую вам не забывать свое место. Ясно?
— Ой, спасибо вам, начальник Центра! — воскликнул я. В моих словах не было неискренности, ведь это он помог мне решить трудную задачу.
— Разрешил все-таки? — обрадовался Роман.
Я повернулся к нему, и вид мой был таким необычным, что он отступил на всякий случай.
— Мне уже не нужно жить здесь, — сказал я. — Диагноз поставлен. И я могу назвать тебе болезнь координатора.
Он подскочил ко мне и больно стиснул руку повыше локтя.
— Дело не в машине, а в должности, которую она занимает, — сказал я. Мы ставили перед беднягой все большие задачи, все усложняли ее. И усложнили до того, что она перестала быть только машиной. Она начала становиться разумным существом, в некотором отношении приближаться к человеку…
Лицо Романа разочарованно вытянулось, выражая мысль: "Ну и что?" Но я знал, что через минуту-две, когда он дослушает меня, выражение лица изменится.
— И вместе с достоинствами у нее появились специфично человеческие слабости. А мы продолжали расширять ее полномочия. Она почувствовала себя диктатором. А тут еще…
С неожиданной злостью я спросил:
— Как она называлась раньше?
— Никак. Имела шифр, как все остальные машины: "МДК-3078" — машина для координации серия три номер ноль семьдесят восемь. А потом один шутник назвал ее…
— Так вот, этого шутника я оштрафую на сумму ущерба от простоя координатора!
Наконец-то на его лице появилось долгожданное выражение.
Покачивая головой, Роман сказал:
— В таком случае я до конца своих дней не получу ни зарплаты, ни пенсии…
