Альфред Бестер - Исчезновения
Наконец, по официальным каналам, вести дошли до генерала Карпентера.
— В нашей битве за Американскую Мечту, — заявил он, — нельзя пренебрегать теми, кто уже жертвовал собой. Прислать ко мне специалиста по управлению госпиталями!
Специалиста доставили. Он не смог исцелить Сент-Албанс. Генерал Карпентер прочитал отчет и прогнал специалиста.
— Жалость к больным — это первое условие цивилизации, — сказал генерал Карпентер. — Прислать ко мне главного врача!
Главного врача доставили. Но и он был не в силах разделаться с неурядицами в Сент-Албансе, и поэтому генерал Карпентер разделался с ним. Тем временем об отделении Т стали упоминать в официальных донесениях.
— Прислать ко мне заведующего отделением Т! — распорядился генерал Карпентер.
Сент-Албанс прислал доктора — капитана Эдзела Диммока. Это был полный и уже лысый молодой человек, который всего три года назад окончил медицинский институт, но имел превосходную характеристику как специалист по психотерапии. Генерал Карпентер любил специалистов, и Диммок ему понравился, Диммок же восхищался генералом как глашатаем культуры. Правда, до сей поры у врача не было времени приобщиться к культуре, так как из него готовили слишком узкого специалиста, но он надеялся насладиться ею полностью после победоносного окончания войны.
— Слушайте-ка, Диммок, — начал разговор генерал Карпентер. — Сегодня каждый из нас орудие, закаленное и отточенное для своей особой работы. Вы знаете наш девиз: работа для каждого и каждый на работе. В Отделении Т кто-то не выполняет своей работы, и его надо вышвырнуть. Так вот, прежде всего: что это за штука — отделение Т?
Диммок мялся и мямлил что-то невнятное. Наконец он объяснил, что это специальное отделение для особого вида контузий — боевого шока.
— Значит, в палатах есть пациенты?
— Да, сэр. Десять женщин и четырнадцать мужчин.
Карпентер помахал кипой донесений.
— Смотрите, больные утверждают, что в Отделении Т нет ни одного человека.
Диммок возмутился:
— Это неправда! — заверил он генерала.
— Ну, ладно, Диммок. У вас там двадцать четыре заморыша. Их дело выздороветь, ваше дело — их вылечить. Так какого дьявола в госпитале такая кутерьма?
— В-видите ли, сэр, вероятно, это происходит оттого, что мы держим пациентов взаперти.
— Отделение Т на замке?
— Да, сэр.
— Почему?
— Чтобы удержать пациентов в палатах, сэр.
— Удержать? Что это значит? Они пытаются удрать? Буйствуют?
— Нет, сэр, они не буйствуют.
— Вот что, Диммок. Мне не нравится ваше поведение. Вы хитрите и увиливаете от ответов. И еще кое-что мне не нравится: этот ваш разряд Т. Я запросил эксперта по документации из медицинского корпуса, и он сказал, что никакого разряда Т нет. Что вы там мудрите?
— В-видите ли, сэр, разряд Т мы изобрели. Он… они… это совершенно особые больные, сэр. Мы не знаем, что с ними делать, как их лечить. М-мы хотели молчать, пока не выработаем modus operandi.[2] Болезнь совершенно новая, сэр, совершенно новая. — Тут специалист в Диммоке взял верх над чиновником. — Это сенсация, Мы произведем переворот в медицине и войдем в историю! Честное слово, это будет величайшее открытие!
— О чем вы, Диммок? Выражайтесь точнее.
— Так вот, сэр. Наши больные поступили к нам с диагнозом шока. Невменяемое состояние, почти кататония.[3] Очень слабое дыхание, нитевидный пульс. Никаких реакций.
— Я видел тысячи подобных случаев шока, — проворчал Карпентер. — Что же тут необыкновенного?
— Вы правы, сэр. Пока все симптомы, о которых я говорил, подходят под разряды P и R. Необычно вот что: наши пациенты не едят и не спят.
— Совсем?
— Некоторые — совсем.
— Почему же они не умирают?
— Мы не знаем. Обмен веществ нарушен в сторону диссимиляции. Катаболизм продолжается. Иными словами, сэр, они выбрасывают ненужные организму продукты, но ничего не принимают внутрь. Они нейтрализуют яды усталости и восстанавливают изношенные ткани, но не спят и не едят. Бог знает, как это возможно! Какая-то фантастика!
— Тогда почему вы держите их взаперти? Может быть, вы подозреваете, что они таскают пищу и дрыхнут где-нибудь тайном?
У Диммока был очень смущенный вид.
— Н-нет, сэр, я не знаю, как вам сказать, генерал. Я… мы запираем их потому, что тут что-то таинственное. Они… ну, в общем, они исчезают.
— Что-о?
— Исчезают, сэр! Пропадают прямо на глазах.
— Что за чушь вы несете!
— Уверяю вас, сэр! Вы входите и видите: они сидят на койках или ходят по палате. Вот они перед вами, а через минуту их уже и нет! Иногда в Отделении Т все двадцать четыре человека, а иногда — ни одного. Они появляются и исчезают ни с того, ни с сего. Вот почему, генерал, мы держим палаты на запоре. Во всей истории войн и военных ранений подобных случаев не было. Мы не знаем, как их лечить.
— Приведите ко мне троих ваших пациентов, — распорядился генерал Карпентер.
Нейтен Райли съел яичницу с гренками, выпил две кружки пива, выкурил сигару, деликатно рыгнул и встал из-за стола. Он дружелюбно кивнул Джентльмену Джиму Корбету, и тот, прервав беседу с Джимом Брейди, по прозвищу Бриллиант, перехватил Райли на пути к кассовому окошку.
— На кого ты ставишь в этом году, Нейт? — спросил Джентльмен Джим.
— На Проныр, — ответил Райли.
— Но у них подача никуда не годится.
— Зато у них есть такие игроки, как Снайдер, Фурильо и Кампанелла. Они завоюют кубок этого года, Джим. Держу пари, что они станут чемпионами так скоро, как не удавалось еще ни одной команде. К тринадцатому сентября. Запиши и увидишь, что я прав.
— Ты всегда прав, Нейт.
Райли улыбнулся, заплатил по счету, вышел на улицу и остановил кэб, направлявшийся к Мэдисон-скверу. На углу Пятнадцатой улицы и Восьмой авеню он вышел из экипажа и поднялся в контору букмекера на втором этаже, над радиоремонтной мастерской. Букмекер взглянул на него, вынул из стола конверт и отсчитал пятнадцать тысяч долларов.
— Рокки Марчиано нокаутировал Роланда Ля Старца в одиннадцатом раунде, сообщил он. — Как ты умудряешься так здорово угадывать, Нейт?
Райли улыбнулся.
— Я же на это живу. Ты завел книгу предвыборных ставок?
— Эйзенхауэр — двенадцать против пяти. Стивенсон…
— Плевать мне на Эдлая. Я ставлю на Айка. Вот деньги. Запищи!
Райли положил на конторку двадцать тысяч долларов.
Выйдя из конторы, он отправился к себе домой в Уолдорф-Асторию, где его с нетерпением поджидал высокий, худощавый молодой человек.
— Ах, да, — сказал Нейтен Райли, — вы — Форд, не так ли? Гаролд Форд?
