Владислав Гончаров - Свита Мертвого бога
Пять дней он не смел показаться на глаза отцу, ожидая официального объявления о своей незаконности. А потом из своего летхи вышла Зелиттар, дочь лорда Амала и славной своим могуществом принцессы Миранны – и показала еще худший результат, чем сам Джарвис. Точнее, не обрела силы ВООБЩЕ.
Потом он долго сидел в Священном Доме Менаэ и ее двух Рук, глядя на алтарь, засыпанный окаменевшим пеплом, где больше не горело пламя, не нуждающееся в пище. Сехедж, хранитель алтаря, впустил его туда, нарушив все установления, согласно которым бывать в этом месте дозволялось лишь ему да еще нескольким специально отобранным женщинам. «Что толку в пустых ритуалах, когда Непостижимые ушли от нас? – сказал он грустно. – Совсем ушли, и никто не ведает, куда – и Менаэ, и Налан, и Индесса, и даже те, кто не интересовался нами. А мы долгое время жили в угасающем эхе их мощи, слабея и не замечая собственной слабости, теряя оплот за оплотом и тут же забывая об этом, пока не отказало вернейшее из верного – сон-смерть, в котором наш народ обретал свою силу… Но чем мы будем отличаться от простых смертных без нашего могущества? И как долго устоим против их неуемной жажды распространить себя на все, что зримо глазом и доступно уму?» Джарвис не знал ответа на эти вопросы и ничем не мог помочь старому жрецу.
И наконец, состоялся тот тяжелый разговор с отцом… Он так и не смог заставить себя поверить, что приходится сыном, плотью от плоти этому воплощенному божеству, земному образу Налана с глазами из морского льда. После пробуждения в летхи он должен был стать таким же, как все они – отец, Йесса, Миранна, лорд Амал, прочие лорды и леди, снежными призраками скользящие по бесконечным залам Змеиного дворца… Таким же неживым. Да вот на счастье, на беду ли – не стал.
«Ты – мой единственный сын, – прозвучал голос отца. – Ты – наследник меналийского престола. Но не имеющий всей полноты силы потомков Менаэ не может быть королем. И что толку мне зачинать новых детей, если и они не обретут силы в летхи?»
«Вы еще долго будете править, мой повелитель», – ответил Джарвис, не чувствуя при этом вообще ничего. Совершенное лицо отца едва заметно скривилось, и Джарвису не пришлось даже напрягать вновь обретенные невеликие способности, чтобы прочитать эту его мысль: увы, ты так и остался ближе к смертным, чем к нам, и несколько сотен лет для тебя – долго…
«Все однажды кончается, – только и сказал король. – Кончится и моя жизнь, и я уйду в печали, что не оставил себе достойной смены».
И тогда принца осенило.
«Непостижимые покинули нас, отец. Но может быть, они не покинули людей на континенте? Вдруг кто-то из тех, кто отрекся от нас с самого начала, взял под свою руку короткоживущих и теперь посылает силу им? А если так – я отыщу этого бога и возьму у него то, что принадлежит мне по праву, как твоему сыну!»
Сказал – и увидел, как надежда, словно отблеск луча, озаряет отцовское лицо.
«Что ж, иди, принц Джарвис. Если ты совершишь это, твой подвиг будет равен деяниям древних героев, и я буду гордиться, что сумел породить такого сына!»
Так начались его странствия по континенту. Алмьяр и Анатаормина, Лурраг и Вайлэзия, теперь вот Лаумар… Везде люди молились кому-то – и везде эти «кто-то» не были Непостижимыми. В Священном Доме Меналии витал лишь слабый отголосок, почти умолкшее эхо их присутствия – на континенте не было даже эха. А что было, Джарвис и сам не умел назвать. Но он поклялся вырвать свою силу у какого угодно бога – и теперь уже не мог отступить от своей клятвы…
Ветер, слишком холодный для апреля, опять налетел, растрепал волосы. Заныло в правом ухе, и Джарвис снова поспешно набросил капюшон. Наверное, лаумарцы сейчас, как один, сидят по садам и жгут костры, окуривая дымом цветущие сливовые деревья. Принц вполне сочувствовал им – сливовое вино, основной предмет лаумарского экспорта, ценилось на всем континенте, и Джарвису тоже случалось отдавать должное этому напитку.
Впрочем, заботы лаумарцев никогда не были заботами Джарвиса. Не найдя в этой земле того, что искал, он готовился покинуть ее – а для этого надо было достигнуть Шайр-дэ, купеческого городка, расположенного в верхнем течении реки Та’ркэ, по-лаумарски именуемой Таарха. Сейчас, по весенней высокой воде, здесь наверняка не сложно было сесть на торговое судно, идущее вниз по течению, до самого Афрара, столицы Алмьяра – ближайшего из мест, откуда время от времени ходили корабли на Драконьи острова.
Собственно, причина плыть на родину у Джарвиса была только одна – его поиски в очередной раз зашли в тупик, и ему снова требовалось посовещаться с Сехеджем или древними манускриптами. В остальном же… раз от разу, возвращаясь домой, принц ощущал, насколько проще ему с людьми на континенте. Те куда-то стремились, чего-то хотели и добивались, и пусть далеко не все из этого вызывало сочувствие у Джарвиса – с людьми ему было интересно. Долгоживущие же раз и навсегда застыли в своей красивой возвышенной скуке, не желая менять ничего вокруг и словно не замечая окружающего мира. С каждым днем Джарвис яснее осознавал, что совершенно не желает когда бы то ни было принимать власть над своим народом. Пока что Драконьи острова защищал ореол мистической силы – но в самом деле, а что будет, когда люди узнают, что этой силы больше нет?
Вопрос этот беспокоил Джарвиса чрезвычайно. Ибо, хотя на континенте ему было не в пример интереснее, он не мог остаться здесь навсегда, ибо люди никогда не согласятся считать чистокровного меналиэ одним из таких, как они сами. Даже в местах, где власть Хаоса преобладала над властью Порядка – в том же Алмьяре, – ему простили бы сероватую кожу и раскосые глаза, но не то, что все вокруг стареют, а он нет. А уж здесь, в Лаумаре, даже длинный меч не прибавлял Джарвису уважения в глазах местных жителей. Любой из них и сам не расставался с оружием – горожане с короткими клинками, селяне с топорами, не слишком похожими на плотницкие. Времена вайлэзских вразумляющих походов еще не изгладились из народной памяти, и не было ни малейшего основания считать, что они уже окончательно миновали.
Однообразный пейзаж пообочь дороги несколько изменился – распаханные пшеничные поля сменились пустошами в засохшей траве, сквозь которую уже рвалась к солнцу молодая зелень. Впереди показались приречные холмы. Джарвис облегченно вздохнул – значит, гробница все-таки была одиннадцатой, и самое большее через полтора часа его ждет жареный бараний бок с чесноком и бутыль доброй лаумарской сливянки.
Дорога поднялась на холм, и глазам Джарвиса предстал живописный вид на долину Таархи. В косых лучах заходящего солнца река изгибалась золотым полумесяцем, со склонов к ней спускались аккуратно расчерченные ленты полей, а в самой излучине приютился городишко Шайр-дэ – постыло-аккуратный, словно проектный план ученика архитектора.
