Валерий Губин - Прорыв
- Мы на месте, - обернулся водитель, - только слева и справа глубокий откос.
- Посвети направо.
Луч прожектора выхватил длинный ряд установок с тупыми рылами ракет над кабинами. Тягачи стояли полукругом, огибая холм, готовые в любой момент отразить нападение.
- Вот они! - крикнул адъютант. - Все здесь, субчики, спрятались! И как это вы догадались...
- Заткнись, - велел командующий, - соедини меня с ними.
Адъютант завозился над рацией, щелкая тумблерами, потом протянул шлемофон.
- Солдаты двадцать четвертого! Здесь я, ваш командующий. Вы меня слышите?
Темный строй машин стоял неподвижно, словно ни одной живой души там не было.
"У них еще и тяжелые пулеметы", - подумал командующий, заметив, как ежится адъютант.
Наконец, мигнули фары одного грузовика, потом другого, и цепочка огней побежала вдоль строя.
- Солдаты, - вновь заговорил он глухо, но внятно, - вы покинули боевую позицию. Я хочу знать, в чем дело и кто теперь вами командует?
- Шеф, - запищал в динамике голос командира дивизиона, - я ничего не мог сделать с ребятами, они меня на мушке держат. На перевал выходить не хотят. Говорят - уйти не успеем: дорога совсем плоха и сильный ветер. И знаете, шеф, - они правы.
- Да, они правы. В отличие от вас. Вам надо было застрелиться.
- У меня еще есть время, генерал, - с вызывом ответил тот.
- Солдаты, - возвысил голос командующий, - после залпа вы наверняка не успеете уйти с перевала. Один шанс из тысячи. Я знал это заранее и тем не менее послал вас. Вы можете сейчас бросить машины и разбежаться куда попало. Но куда вы пойдете? Ни семьи, ни близких у нас с вами нет. Вы лучше меня знаете, что на всей земле никого не осталось кроме двух армий, сцепившихся в последней схватке. Я мог бы, хотя никогда этого не сделаю, послать на перевал другой дивизион. Но через месяц или два все равно придет ваша очередь. Надо держаться, пока мы люди. А без армии вы, а глядя на вас и другие, превратятся в стадо диких зверей, дрожащих от холода и страха, зарывающихся в землю и воющих по ночам на небо. Я приказываю вам идти вперед. У вас нет выбора, и у меня тоже.
Командующий замолчал, и потянулись длинные, тоскливые, свербящие, как зубная боль, минуты ожидания. Адъютант все ежился, хотя в кабине было жарко.
Наконец, взревел мотор первого тягача, и он, тяжело переваливаясь на ухабах, двинулся вверх, к дороге. Затем раздался грохот пускателей еще десятка машин.
- Домой, - бросил командующий и выпустил шлемофон из влажной руки.
Назад они неслись так же быстро. Пришедший в себя адъютант тихонько что-то насвистывал, потом сказал:
- Странно. Люди столько времени воюют, в каких только передрягах ни побывали, и вдруг - испугались.
- Это не страх. Смерти они не боятся.
- Что же тогда?
- Не знаю. И они не знают.
По данным разведки, удар был нанесен точно. Хотя до места операции было свыше 200 км, почти половина неба на юге стала багровой. Казалось, бой идет совсем рядом.
- 800 рентген в час, - начал отсчет оператор.
Командующий опять стоял у экрана и смотрел на пульсирующее зарево, стоял час или два, не шелохнувшись.
- 600 рентген, - гундосил оператор.
Командующий подошел к пульту, снял трубку. Услышав ответ начальника штаба, спросил:
- Что там с двадцать четвертым?
- Накрыли. Видимо, никто не ушел. Там сейчас ад.
Командующий до самого утра ходил от стены к стене и все пытался вспомнить, о чем он думал днем и потом - по дороге к перевалу, и как это было бы хорошо: отключиться и думать о чем-нибудь, что не имеет никакого отношения к окружающему его сейчас.
- 550 рентген.
Голова была пустой. Какие-то переживания ворочались в нем, не находя слов, и ничего, абсолютно ничего значительного не вспоминалось. Потом он подумал, что память имеет смысл тогда, когда есть будущее, в противном случае она - излишняя роскошь.
Он лег и попытался уснуть. Иногда ему казалось, что он уже спит и даже видит жену и детей, они, улыбаясь, прошли мимо, командующий попытался их остановить, взмахнуть рукой, но рука была тяжелой и не отрывалась от койки. И в то же время он не спал, потому что слышал голос оператора, слышал, как заходил начальник штаба, что-то взял со стола и на цыпочках удалился.
- 220 рентген.
"Пора, пока первые колонны подойдут, радиация будет допустимой", - он встал, взял трубку и сказал:
- Начинайте.
Бункер опять задрожал мелкой частой дрожью. Зарево начало тускнеть, зато все шире расходилось по горизонту. Армия неудержимо вливалась в прорыв.
