Кордвейнер Смит - На планете драгоценных камней
Кэшер почувствовал, как у него сдавило горло.
— Мой дядя… я думал, вы знаете… был прежним правителем на Миззере.
Герцог Уинсент для человека его комплекции легко вскочил на ноги. Юная Женевьева судорожно схватилась за горло.
— Кураф! — воскликнул диктатор. — Кураф! Даже у нас мы наслышаны о нем. Но ведь вы вроде патриот Миззера, а не человек Курафа.
— У него не было детей… — сказал Кэшер.
— Конечно же, при его-то образе жизни, — проворчал старик.
— …а я его племянник и наследник. Но я не хочу восстанавливать тоталитарную власть, даже если и стану правителем. Просто я хочу избавиться от полковника Уэддера. Он разорил мой народ, и я ищу деньги, оружие или поддержку, чтобы освободить родную землю от гнета.
Суть была именно в этом, подумал Кэшер О`Нейл. После такого заявления люди либо начинали ему верить, либо нет. Если не верили, он вряд ли мог что-то поделать. Если верили, он мог вызвать у них некоторую симпатию. Поначалу только симпатию — не помощь.
Однако Содействие, отказавшись предпринимать какие-либо действия против полковника Уэддера, выдало О`Нейлу пропуск путешественника по всему миру. Это было то, чего обыкновенный человек не мог приобрести даже за сбережения в течение сотен жизней. Его порочный старый дядя уехал в Санвейл на Триалле, заброшенную планету, чтобы там доживать между казино и пляжем. О`Нейл стал совестью Миззера. Только он, единственный среди межзвездных путешественников, серьезно помышлял о том, чтобы бороться за свободу Двенадцати Нилов. И здесь мог настать решающий момент.
— Я не намерен оказывать вам поддержку, — заявил наследственный правитель, но произнес это дружественным тоном.
Племянница дернула его за рукав.
Старик продолжил:
— Перестань, девочка. Я не собираюсь давать тебе ничего, если ты из рода этих порочных Курафов, если только…
— Все что угодно, сэр, чтобы я мог получить помощь или оружие и вернуться домой к Двенадцати Нилам.
— Ну ладно. Если только ты откроешь мне свой ум, я ведь очень неплохой телепат.
— Открыть мой разум? Но зачем?
Это было совершенно неприлично, и О`Нейл был шокирован.
Различные мужчины и женщины, правительства планет добивались от него множества странных вещей, но никто прежде с такой беззастенчивой наглостью не просил его открыть ум.
— Зачем вам мой ум? — продолжал О`Нейл. — Какая вам от этого польза? В моей памяти нет ничего особенного.
— Чтобы убедиться, — объяснил наследственный правитель, — что ты не слишком носишься со своими убеждениями. Если ты уверен, что знаешь, что надо делать, ты можешь стать еще одним полковником Уэддером и принести своему народу много новых страданий ради какой-либо неосуществимой утопии. А если тебе, наоборот, на все наплевать, ты можешь стать похожим на своего дядю. Правда, по-настоящему, он не приносил большого вреда. Он просто обкрадывал планету и у него были необычные привычки, о которых ходили сплетни среди звезд. Но ведь за всю свою жизнь он никого не убил, не так ли?
— Нет, сэр, — подтвердил О`Нейл. — Никого.
Кэшеру было приятно, что он может сказать хоть одно доброе слово о своем дяде, ведь о нем мало что можно было сказать хорошего.
— Я не люблю распутных старых слюнтяев, подобных твоему дяде, сказал Филипп Уинсент, — но они и не вызывают у меня ненависти. Они не очень обижают других. По-настоящему они обижают только себя. Они просаживают свое богатство. Вот как с теми лошадьми на Миззере. Мы никогда бы не завезли в Понтопидан живых существ, только для того, чтобы играть с ними. А ты знаешь, мы хоть и не так богаты, как Старая Северная Австралия, но у нас здесь хорошие доходы.
О`Нейл не стал спорить. Он был осторожным юношей, а ставка была слишком велика, и он промолчал.
Правитель поглядел на него пронизывающим взглядом. Ему понравилось тактичное молчание Кэшера. Женевьева вновь потянула его за рукав, но он, нахмурившись, не прореагировал.
— Если, — продолжил Уинсент, — ты выдержишь два испытания, я дам тебе зеленый рубин величиной с мою голову. Конечно, если разрешит мой совет. Но мне думается, я смогу их уговорить. Первое испытание состоит в том, что ты позволишь мне заглянуть в свой ум, и я смогу убедиться, что не имею дело с очередным фанатиком, который представляет опасность для человечества. В противном случае я угощу тебя обедом и отправлю с планеты как можно быстрее. А второе испытание состоит вот в чем: реши загадку нашей лошади. Единственной лошади на Понтопидане. Почему здесь это животное? Что мы должны с ним делать? Если оно вкусное, как его приготовить? Или, быть может, мы можем продать лошадь в другой мир, подобный вашему Миззеру, где, как видно, ценят лошадей?
— Благодарю вас, сэр, — сказал Кэшер О`Нейл.
— Но, дядя… — начала было Женевьева.
— Помолчи, детка, дай юноше сказать, — остановил ее диктатор.
— Я хотел спросить только, — сказал О`Нейл, — что можно сделать с зеленым рубином. Я даже не знал, что они бывают зеленые.
— Это то, в чем мы специализируемся на Понтопидане. У нас развиты геолого-химические науки. Ученые установили, что наша планета изначально являлась осколком другой взорвавшейся планеты. А использовать рубин просто. С помощью зеленого рубина вы получите луч лазера, который может смести весь город Кахир в одно мгновение. Но тебе придется еще попутешествовать, чтобы найти корабль и получить аппарат для установки твоего зеленого рубина. Если, конечно, я дам его тебе. Тогда ты еще далеко продвинешься в своей борьбе с полковником Уэддером.
— Благодарю вас, благодарю вас, достопочтенный сэр! — воскликнул Кэшер О`Нейл.
— Но, дядя, — все-таки выговорила Женевьева, зачем устраивать эти два испытания, если я знаю ответы на твои вопросы?
— Ты узнала все о нем, — уточнил правитель, — с помощью какого-либо своего способа?
Женевьева вспыхнула под гримом сиреневого цвета.
— Я знаю столько, сколько необходимо для нас.
— А откуда ты это знаешь, дорогая?
— Просто знаю.
Дядя ничего не сказал, только снисходительно улыбнулся, как будто уже не раз слышал эту фразу раньше.
Она топнула ножкой.
— И о лошади я тоже знаю, абсолютно все.
— А ты ее видела?
— Нет.
— Ты говорила с ней?
— Лошади не умеют говорить.
— А большинство гомункулов могут, — сказал дядя.
— Но это не гомункул. Это обыкновенная неизменившаяся старая земная лошадь. Она никогда не разговаривала.
— Тогда что же ты знаешь, моя дорогая? — В голосе дяди звучала любовь, но присутствовала также и нотка нетерпения.
— Я засняла все. Историю лошади Понтопидана. Я собиралась показать вам ее сегодня утром, но ваша канцелярия послала сюда этого молодого человека.
