Рэй Брэдбери - Большой пожар
Откашлявшись, он вошел в комнату.
-- Марианна, -- сказал он.
-- "Эта древняя черная магия..." -- напевала Мариан-на. -- Да?
Он смотрел, как извиваются в воздухе ее руки. Танцуя, она вдруг бросила на него горящий взгляд.
-- Мне надо поговорить с тобой. Он подтянул галстук на шее.
-- Да-ди-дум-дум-да-ди-дум-дум-дум, -- напевала она.
-- Ты слышишь меня? -- вскричал он.
-- Он такой симпатичный, -- сказала она.
-- Вероятно.
-- Знаете, он кланяется и открывает передо мной двери, как настоящий дворецкий, и играет на трубе, как Гарри Джеймс, и сегодня утром он принес мне маргаритки.
-- Не сомневаюсь.
-- У него такие голубые глаза! -- и она возвела очи к потолку.
Ничего достойного внимания он не смог узреть на по-толке.
Продолжая танцевать, она не спускала глаз с потолка, он подошел, встал рядом с ней и тоже стал глядеть на потолок, но на нем не было ни пятен от дождя, ни трещины, и он вздохнул:
-- Марианна.
-- И мы ели омаров в кафе на реке.
-- Омаров... Понятно, но все-таки нам не хотелось бы, чтобы ты ослабла, свалилась. Завтра, хотя бы на один день, ты останешься дома и поможешь своей тете Мэт вырезать салфетки...
-- Да, сэр.
И, распустив крылышки, она закружилась по комнате.
-- Ты слышала, что я тебе сказал? -- спросил он.
-- Да, -- прошептала она. -- Да. -- Глаза у нее были за-крыты. -- О да, да, да. -- Юбка взметнулась вокруг ее ног. -- Дядя... -- сказала она, склонив голову, покачиваясь.
-- Так ты поможешь своей тете с салфетками? -- вскри-чал он.
-- Ее салфетками... -- пробормотала она.
-- Ну вот! -- сказал он, усаживаясь на кухне с газетой в руках. -- Вот я и поговорил с нею!
Но на следующее утро он, едва поднявшись с постели, услышал рык глушителя гоночного автомобиля и шаги сбе-гавшей по лестнице Марианны; на несколько секунд она задержалась в столовой, чтобы перехватить что-то вместо завтрака, затем остановилась перед зеркалом в ванной только для того, чтобы убедиться, что не бледна, и тут же внизу хлопнула входная дверь, послышался грохот удаляющейся машины и голоса громко распевающей парочки.
Отец схватился обеими руками за голову.
-- Салфетки!.. -- простонал он.
-- Что? -- спросила мать.
-- Сальери, -- сказал отец. -- Сегодня утром мы посе-тим Сальери.
-- Но Сальери открываются лишь после десяти.
-- Я подожду, -- решительно заявил отец, закрыв глаза.
В течение той ночи и еще семи безумных ночей качели у веранды, мерно поскрипывая, напевали: "назад-вперед, назад-вперед". Отец, притаившийся в гостиной, явно ис-пытывал необыкновенное облегчение, когда потягивал свою десятицентовую сигару и черри, хотя свет от сигары осве-щал скорее трагическую маску, нежели лицо. Скрипнули качели. Он замер в ожидании следующего раза. До него доносились мягкие, как крылья бабочки, звуки, легкий смех и что-то очень нежное для маленьких девичьих ушек.
-- Моя веранда, -- шептал отец. -- Мои качели, -- жа-лобно обращался он к своей сигаре, глядя на нее. -- Мой дом. -- И он снова прислушивался в ожидании того, что опять раздастся скрип. -- О Боже! -- заключал он.
Он направился к своему рабочему столу и появился на веранде с масленкой в руках.
-- Нет-нет, не вставайте. Не беспокойтесь. Я смажу вот здесь и тут.
И он смазал машинным маслом соединения в качелях. Было темно, и он не мог разглядеть Марианну, он ощущал только ее аромат. От запаха ее духов он чуть не свалился в розовый куст. Не видел он и ее дружка.
-- Спокойной ночи, -- пожелал он.
Он вернулся в дом, сел и уже больше не слышал скрипа качелей. Теперь до его слуха доносилось лишь легкое, как порхание мотылька, биение сердца Марианны.
-- Он, должно быть, очень славный, -- предположила, стоя в проеме кухонной двери, мама, вытиравшая обеден-ную посуду.
-- Надеюсь, -- буркнул отец. -- Только благодаря этому я позволяю им каждую ночь качаться у нас на качелях!
-- Уже столько дней они вместе, -- заметила мама. -- Если бы у этого молодого человека не было серьезных намерений, юная девушка не встречалась бы с ним так часто.
-- Может, он сегодня вечером сделает ей предложение! -- радостно предположил отец.
-- Едва ли так скоро. Да и она еще слишком молода.
-- Однако, -- раздумывал он вслух, -- все может случить-ся... Нет, это должно, черт его подери, случиться!
Бабушка хихикнула, тихо сидя в своем кресле в углу комнаты. По звучанию это похоже было на то, как если бы кто-то перевернул страницу в очень древней книге.
-- Что тут смешного? -- спросил отец.
-- Подожди и увидишь, -- ответила бабушка. -- Завтра. Отец уставился на нее, но она не произнесла больше ни слова.
-- Так, так, -- сказал за завтраком отец, внимательно, отечески разглядывая яйца. -- Да, черт возьми, вчера вечером на веранде шепоту было еще больше. Как его зовут? Исак? Ну что ж, если я хоть немного смыслю в людях, по-моему, он вчера вечером сделал Марианне предложение -- я даже уверен в этом!
-- Это было бы прекрасно, -- вздохнула мама. -- Свадьба весной! Но так скоропалительно...
-- Однако, -- напыщенно заявил отец, -- Марианна из тех девушек, которые выходят замуж молодыми и быстро. Не станем же мы мешать ей, а?
-- На этот раз ты, пожалуй, прав, -- согласилась мать. -- Свадьба будет на славу. Будут весенние цветы, а Марианна в свадебном наряде, который я присмотрела у Хейдекеров на прошлой неделе, будет прекрасна.
И они в нетерпении стали глядеть на лестницу, ожидая появления Марианны.
-- Простите, -- проскрипела со своего места бабушка, разглядывая лежавший перед нею тост, -- но я на вашем месте не торопилась бы таким образом избавиться от Мари-анны.
-- Это почему же?
-- Потому.
-- Почему -- потому?
-- Я не люблю разрушать ваши планы, -- прошелестела, посмеиваясь и покачивая своей крошечной головкой, ба-бушка. -- Пока вы, драгоценные мои, беспокоились о том, как бы выдать Марианну замуж, я следила за ней. Вот уже семь дней я наблюдала, как ежедневно этот молодой человек подъезжал на своей машине и гудел в клаксон. Он скорее всего артист, или артист, умеющий мгновенно менять свою внешность, или что-то в этом роде.
-- Что? -- воскликнул отец.
-- Вот именно, -- сказала бабушка. -- Потому что сна-чала он был юным блондином, а на следующий день -- высоким брюнетом, во вторник это был парень с кашта-новыми усами, а в среду -- рыжий красавчик, в пятницу он стал ниже ростом и вместо "форда" остановился под окном в "шевролете".
Мать и отец сидели какое-то время, будто кто-то ударил их молотком по левому уху. В конце концов отец, весь вспыхнув, закричал:
-- Ты соображаешь, что говоришь? Ты говоришь, что все эти парни и ты...
-- Ты всегда прятался, -- обрезала его бабушка. -- Чтобы никому не помешать. Стоило тебе выйти в открытую, и ты увидел бы то же, что видела я. Я помалкивала. Она остынет. Это ее время, время жить. У каждой женщины наступает такая пора. Это тяжело, но пережить можно. Каждый новый мужчина ежедневно творит чудеса в девичьей душе.
