Майкл Белл - Зафиксируй!
— Мариан… Она гораздо лучше всех этих людишек, которые не пускают ее в гостиницу! — сказала Меган.
Противно было видеть гнусное отношение к Мариан в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Чикаго, Филадельфии, а теперь еще и здесь. Но нам приходится все это фиксировать — вынужденно — и понимать, что в Америке ей нет места.
— Люди плачут, когда она поет Брамса, — сказал Пауло.
Но Мариан — чернокожая. В Америке 1948 года это значит, что человек не может пройти в парадную гостиницы.
В свою предыдущую смену ты уже ввел все это в истинное время, а теперь приближается концерт Мариан в Табернакле мормонов[3] на Темпл-сквер. И вот ты смотришь, как она спускается по обледенелой пожарной лестнице, стараясь держать подол концертного платья над снежной кашей, а потом идет полквартала пешком до Табернакла, чтобы согреться.
— Именно так, — бурчит Меган, — согреться перед концертом.
Франц немедленно принимается за работу, проверяет настройку фортепьяно — да, конечно же, персонал Табернакла убеждает его, что все в порядке, но он проверяет и молотит по клавише, которую не удается настроить, подтягивает струну, отпускает, а Мариан тем временем бежит по ступеням в амфитеатр для хора — здешнее подобие закулисного пространства, а Бесси готовит для Мариан тепловатый чай и выжимает в чашку лимон. Зал заполнен наполовину (а именно, 2347 человек), но здесь присутствует губернатор-демократ штата Юта, Герберт Браун Мо. Он и его жена Флоренс сидят в переднем ряду.
Ты изучаешь показатели — неважные дела… И говоришь:
— Вероятность снижается. Сейчас общий уровень всего 75,467 процента.
— Что не так? — спрашивает Меган.
Это ваша работа — найти, в чем дело.
— Погода: тяжелый снегопад, снежный буран — он дает 99,876 всего реального времени, — отвечает Пауло. — Буря подтверждает истинность намерений.
Ты принимаешься проверять вероятность истинной заинтересованности каждого человека, явившегося на концерт, и все вместе они, включая губернатора, дают больше 90 процентов. Франц все колотит по клавише на глазах у публики, и теперь ему на помощь приходит штатный настройщик Табернакла. Ты слушаешь, как они бьют и бьют по клавише — все время немного фальшивя, — а сам неистово гоняешь вычислители.
— Господи Боже, что это за клавиша? — спрашивает Пауло.
— До-диез пятой октавы, — отвечает Меган. — Компьютер просмотрел записи последних настроек их рояля: эта нота может быть нашей проблемой. В истинном времени ее вероятность всего 48,575.
— Ну, достаточно высокая, — говоришь ты. — Давай продолжать.
Иногда единственный способ понять, где именно время свернуло в сторону — дать ему тянуться до некоего абсолютно нелогичного конца и отсюда уже возвращаться.
Франц с настройщиком заканчивают работу, бряканье прекращается, и Франц торопливо сбегает по ступенькам и скрывается за занавесом, чтобы в надлежащий момент выйти следом за Мариан. Там стоит в напряженной позе молоденькая девушка, готовясь открыть занавес. Франц и Мариан останавливаются рядом, девушка смотрит на певицу и спрашивает:
— Вам страшно?
Мариан улыбается.
— Немножко. Но стоит начать петь, как я забываю обо всем, что вокруг.
Девушка раздвигает занавес. Мариан с Францем выходят на сцену. Раздаются аплодисменты, но не громкие, поскольку Табернакл полупустой. Начинается концерт. Мариан поет Генделя: «Речитатив и ария». «Чтобы добыть чье-то истинное сокровище, надо быть искусницей, — льются слова. — Живой смех, быстрый взгляд заставят его влюбиться. Надо хитрить иногда и дурачиться — ах, мне по силам все это!» У Мариан ясный голос, регистр низкий и глубокий. Она поет уверенно и доверительно, словно без малейших усилий. Зал на этот раз аплодирует громче, и Мариан поет Брамса. Ты замечаешь:
— Вероятность такого порядка номеров всего 33,678 процента.
— В этом турне Брамса не было ни разу, — подтверждает Меган. — Обычно идет Гендель, потом пара других мастеров барокко, потом Шуберт.
Брамс, однако же, превосходен, и ты все еще не можешь уверенно показать на точку поворота, с момента которой началось ложное время.
— Подождем, — говоришь ты.
После перерыва Мариан переходит от Брамса к «Пиковой даме» Чайковского, и аплодисменты теперь еще громче, а губернатор аплодирует стоя. Она поет еще Чайковского, потом спиричуэлз — негритянские религиозные гимны. Зал встает — овация. Флоренс Мо плачет — пытается хлопать, вытирает глаза, потом снова хлопает; губернатор кричит «Аве Мария!», а аплодисменты становятся все громче. Мариан поет на бис еще пять спиричуэлз. Но небольшая аудитория Табернак ла не отпускает ее. Она поет арию из оперы Массне «Сид»; губернатор снова выкрикивает: «Аве Мария!». И на седьмом вызове Мариан поет «Аве Мария»: она знает, какой вариант просит губернатор — «Аве Мария» Гуно на основе прелюдии Баха. К концу песни плачет не только Флоренс. Губернатор с женой проходят за кулисы и обнаруживают, что Мариан, Франц и Бесси готовятся выйти на заснеженную улицу.
— Вы пришли пешком! — изумленно говорит губернатор. — Прошу вас в мою машину.
И они едут. Когда лимузин тормозит у главного входа в гостиницу, под навесом, защищающим от бурана, Франц, Бесси и Мариан переглядываются. Губернатор и Флоренс высаживают их из лимузина и ведут вверх по ступенькам.
— Закажем-ка вам горячего питья, — говорит Флоренс и идет к вращающейся двери.
Губернатор жестом приглашает Мариан и остальных следовать за ним. Мариан колеблется, но вдруг подбирает подол платья и шествует следом.
Ее останавливает швейцар.
— Что такое?! — вопрошает губернатор.
— Здесь ей нельзя, сэр, — говорит швейцар.
Флоренс уже в холле и теперь смущенно оглядывается.
— В чем дело? — восклицает губернатор. — Разве она не ваш постоялец?
— Я сняла номер именно здесь, — говорит Мариан.
— Тогда все в порядке! — Губернатор берет Мариан за локоть и ведет к двери, но швейцар преграждает ей дорогу.
— Вы — пожалуйста, — говорит он губернатору. — Но она — только через заднюю дверь.
— Они заставили Мариан лезть в свой номер по пожарной лестнице! — кричит Франц с крыльца.
Флоренс вылетает наружу сквозь вертящуюся дверь. За ней спешит ночной администратор гостиницы. Когда до него доходит, что рядом с Мариан Андерсон стоит губернатор штата Юта и его первая леди, у него отвисает челюсть.
— Швейцар объяснил мне, — сухо замечает губернатор, — что некоторые постояльцы не имеют права войти через главный вход, и среди них — эта женщина, величайшая певица нашей страны, а возможно, и всего мира.
