Леонид Ашкинази - Экзодус
Ну да, быть может все равно через неделю англичане разрешать въезд? Но! — если есть хоть слабая надежда, что влияет, придется считать, что влияет. Иначе ставь перед зеркалом плевательницу. Как сказала Анна Ахматова? «Честному человеку в этой жизни нужны две вещи — пепельница и плевательница».
Ага — а вон Давид идет с Карен. Нет, с ней я разговаривать не хочу. Она ищет среди детей свою Китти. Все-таки она сука. Самовлюбленная сука. Хотя за детьми она ухаживает хорошо. Из-за Китти или из-за детей или… из-за дела? Ведь эти дети все равно будут служить этому делу. Ну, это старая проблема. Из-за чего человек что-то делает хорошо — из-за одобряемых мною мотивов или нет? Иногда считают, что это неважно, а иногда — что важно. А все просто. Мотивы важны для оценки стабильности поведения во времени и надежности при изменении обстоятельств. Вот найдет она свою Китти и умотает с нею в свою Америку. Сытую и довольную Америку, которая молча смотрела на Катастрофу. Ага, это уже моя мысль, а не Ари — он ведь слова Катастрофа не знает. А может, и не умотает, а привыкнет к нам… а может, и к нашей идее. Нет! К идее нельзя привыкнуть. В нее надо поверить. Вот Давид — что он скажет можно ли привыкнуть к Б-гу? Для веры надо либо вырасти в ней, либо пережить озарение. Верится в это, конечно, слабо, но, говорят бывает… Так, но что делать с детьми? Мы держимся почти двое суток.
Ари Бен Канаан, вернее то, что окружающие считают им, идет по палубе, переступая через лежащих детей. Господи, какие они грязные. И какой запах! Но Карен все-таки молодец. Половину палубы уже помыли. И из трюма выносят ведра с грязной водой. Она даже моих мужиков заставила работать… Не ждал, не ждал… Но — что делать дальше? Я знаю, что сделал дальше… прототип. Однако, как только я отдам это приказание, вся ответственность ляжет на меня.
Идиот! — почти кричу я внутри себя — какая ответственность, это сон! Я подхожу к люку и убедившись, что трап свободен, начинаю спускаться в трюм.
Нет, это не сон. Дети лежат в своих отсеках-пеналах молча, глядя пустыми глазами перед собой. Часть трюма помыта, но запах все равно жуткий. Грязь, пот, рвота… Вон Китти с кем-то возится. Хорошо. Я подымаюсь на палубу. Сила вещей. Они все — и все эти дети в первую очередь — проклянут меня, если я сдамся. Мир вздохнет облегченно — евреи проявили слабость. Англичане будут рады до усеру. Все заставляют меня принять ЭТО решение. Но это должно быть мое решение. Только за мое решение я могу нести ответственность. Только свои решения может принимать человек. Итак, могу ли я рисковать жизнями детей, конкретно — десятью жизнями — для того, чтобы англичане разрешили въезд в Палестину? Я мысленно возвращаюсь в свою нору в городе Москве, снимаю с полки (трудно не поверить в то, что он сейчас в 1,5 метрах надо мной, но похоже, что он все-таки в 2100 километров и во многих годах от меня) альбом «Израиль» и начинаю его листать. И мне кажется, что сдаваясь, я рву его своими руками пополам и еще раз, по картинкам, пополам по девушке на пляже, пополам по праздничной набережной, по воздушным шарам, по играющим детям моей будущей страны…
* * *Из телетайпов редакций вылезают ленты…
Таймс. От нашего корреспондента на Кипре. Ари Бен Канаан, представитель «Экзодуса», заявил, что начиная с завтрашнего дня, десять добровольцев будут ежедневно в 12 часов дня лишать себя жизни на капитанском мостике корабля на виду у всего британского гарнизона. Эти действия будут продолжаться до тех пор, пока «Экзодусу» не будет разрешено отплыть в Палестину.
* * *Дальнейшие события известны. Англичане дрогнули и разрешили «Экзодусу» отплыть. Въезд в Израиль, виноват, — в Палестину — усилился. Я же, сделав от имени Бен Канаана это заявление, лег спать. Когда я открыл глаза, надо мной были полки с книгами, солнце светило в окна. Я встал на кровати, снял с полки альбом «Израиль» и открыл его. Все было на месте. За окном был мой двор в ста метрах от Арбата.
