Олег Овчинников - Трижды инициированная
– Ну что, оправилась слегка?
По голосу она сразу узнала в странно ковыляющей незнакомке ту женщину, которая находилась рядом с ней во время экзекуции и старалась по возможности смягчить последствия перенесенного шока. И она, разумеется, очень благодарна ей за это, но… Боже мой, как же она уродлива! Низкого роста, довольно плотная, в общем – фигура еще куда ни шло, но лицо!.. И волосы!.. Лысеющая женщина! Не бритая, а именно лысеющая. Странная тень, отбрасываемая непонятно чем на слишком высокий лоб, похожая на нечаянный мазок кисти, и очки в широкой прямоугольной оправе, надежно закрепленные на слегка оттопыренных ушах, внешнего вида тоже не улучшали.
– Ну как ты, сестренка? – спросила незнакомка. В ее голосе было столько заботы и душевного тепла, что физическое уродство уже не так бросалось в глаза. – Будем знакомы? – Она приветливо улыбнулась. – Я – Маша.
– А… я… – медленно произнесла она, так и не сумев придать фразе вопросительного оттенка. – Как… меня зовут.
Собственный голос чрезвычайно поразил ее. Он был хриплым, неожиданно грубым, а главное, совершенно незнакомым.
– А ты теперь – Ио! – раздался за ее спиной другой голос, тот, который она услышала последним, прежде чем потеряла сознание. – Ио, понимаешь?
Еще одна сестра появилась в области видимости. Тоже далеко не красавица: грубые черты лица, седые волосы. Зато держалась так уверенно и бодро, что седина ее казалась сильно преждевременной.
– Меня Барбарой все зовут, – представилась вновь подошедшая. – Не Санта Барбарой, так что не надо острить. Просто Барбарой. Вот она – просто Мария, а я – просто Барбара! – И громко засмеялась своей непонятной шутке.
– Ио? – повторила Ио. – Странное имя. Что оно означает?
– Тихо! – внезапно насторожилась Маша. – Возвращается! – И быстро зашептала на ухо Ио: – Не волнуйся, теперь уже недолго осталось – только руки и ноги. Ну, и второй глаз. Больно больше не будет. Ты, главное, не дергайся, и все пройдет нормально.
– Да, не пытайся двигаться, – посоветовала Барбара, тоже перейдя на шепот. – А то…
Вместо продолжения фразы седая сетра с видимым усилием вытянула вперед правую руку и медленно поводила ею перед лицом Ио. Короткие сглаженные обрубки, оставшиеся на месте среднего и безымянного пальцев, медленно шевелились. Их движение было красноречивее любых слов.
Ио отчетливо поняла, что резец Создателя действительно существует. И используется иногда для целей, отличных от созидания.
Может быть, именно вид изуродованной руки Барбары, превратившейся в клешню, послужил причиной второго обморока Ио. А может, приближение огромного – намного больше, чем Ио была в состоянии вообразить, но все-таки человеческого – лица, внезапно заслонившего от нее весь видимый мир. Лицо плотоядно улыбалось, обладало, по меньшей мере, двухнедельной щетиной и с очевидностью не могло принадлежать никому, кроме Создателя…
По-видимому, во время следующей операции, в чем бы она ни заключалась, Ио не совершила никаких лишних движений. Когда она вновь смогла открыть глаза, их было уже два. Кроме того, Ио внезапно почувствовала, что у нее то ли появились руки и ноги, то ли она просто обрела способность управлять ими. Конечности слушались плохо: ноги вообще едва шевелились, а развести в стороны руки ей удавалось ценой огромных усилий; они удерживались в таком положении несколько секунд, потом вновь опускались и безвольными веревками свисали вдоль тела. Но все же это был заметный прогресс по сравнению с предыдущим ее состоянием. Ио не сомневалась, что когда-нибудь научится полностью контролировать свое тело. Это лишь вопрос времени.
Правда, Ио немного смущал небольшой черный предмет непонятного назначения, намертво пришитый к ее левой ладони. По виду он напоминал перископ игрушечной подводной лодки, только без оптических элементов. Избавиться от него не было никакой возможности.
Спиной Ио ощущала гладкую и холодную поверхность стола. Как и при первом ее пробуждении, окружающий мир обращался к Ио стихотворным приветствием:
– Малыш и Карлсон, день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный,
Окстись, красавица, окстись!
Открой сомкнуты негой взоры,
Пора нам смазывать моторы
И в чушь прекрасную нестись…
– Заткнись, а? – без злобы и особой надежды сказала Барбара. – Проснулась она. От твоих стихов мертвый проснется.
– Да? – обиженно произнесла гундосая. Обида подразумевалась, но никак не выражалась интонационно. – А когда ты перед сном затягиваешь свою “Раскинулось море широко”, думаешь, всем нравится? – И начала декламировать, по-видимому, экспромтом, однако, не переставая при этом шелестеть бумагой:
– На палубу вышел, а палуба – хрусть!
И паника сердце пробила,
В холодных, как айсберг, глазах его грусть:
“Титаник” ему стал могилой.
– А ты – не понимаешь ничего в искусстве, так не выеживайся! – заявила оскорбленная в своих чувствах Барбара. – А то мы тебя живо…
– Тихо всем! – произнес новый голос, громкий и властный. – Новенькую испугаете! Помогите лучше.
Раздались чьи-то шаги, сопровождаемые громким шарканьем. Чьи-то сильные руки помогли Ио встать на ноги. Чьи-то заботливые пальцы железной хваткой вцепились в локоть, не давая потерять равновесие. И только обернувшись, Ио наконец увидела чьи.
Рядом с ней неплотным полукругом стояли четыре женщины. С Машей и Барбарой Ио уже была знакома. На лице третьей, той, что читала стихи, двумя жирными росчерками выделялись густые черные брови. Больше в нем не было практически ничего примечательного: ведь нельзя назвать примечательными маленькие поросячьи глазки или провисающие мешки под глазами, незаметно переходящие в щеки, как у бульдога. Лоб четвертой женщины украшала крупная бородавка, похожая на оплодотворенную самку колорадского жука. К тому же она была просто огромной, гораздо крупнее остальных. А вот Ио оказалась едва ли не самой миниатюрной из присутствующих.
“Господи, как же они страшны! – подумала Ио. – И эти женщины называют меня сестрой? Неужели я такая же? Не дай Бог! Надеюсь, Создатель потрудился надо мной более… тщательно”.
Самая крупная из женщин приблизилась к ней вплотную, так что прямо перед глазами Ио оказался маленький красный значок, пришпиленный к ее левой груди. На значке был выдавлен черно-белый профиль человека, смахивающего на подобревшего и раздобревшего Мефистофеля.
Откуда-то, то ли из коры головного мозга, то ли из опилок, его составляющих, выплыло забытое давно… и даже не ею, название: «комсомольский».
– Слушай меня внимательно! – заговорила женщина, нависнув над Ио с неотвратимостью снежной лавины. – Значит так: нас теперь пятеро, и все мы сестры. Я здесь вроде как старшая, это не обсуждается. До полной укомплектации нам осталось всего ничего. Наша задача теперь – как можно скорее ввести тебя в курс дел, чтобы ты, так сказать, стала полноценным членом коллектива. В смысле, семьи. Все понятно?
