Борис Зубков - Карьера Жестяного Майка
Майк не подвел! Майк стоял на пороге литературной славы! Это я понял сразу, как только взглянул на его первый опус. Разумеется, рукопись еще носила некоторые следы майковской индивидуальности, она, если так можно выразиться, громыхала жестью и попахивала жженой изоляцией. Майк писал, вернее, выбивал на бумажной ленте:
"Луна отражалась в темных водах лагуны, бухты, залива, бассейна, пожарного водоема, водохранилища. Ричард радовался встрече, как шестеренка радуется смазочному маслу.
- О прекрасная Диффузия! - вскричал Ричард.
Она упала в его объятия с большой кинетической энергией..."
Я пустил в ход карандаши и вычеркнул из этой любовной сцены все технические подробности.
Майк выдал за сутки семь романов средней толщины. За это же время я истер в порошок пачку карандашей, удаляя из рукописи привкус смазочного масла.
Хичкоков ошеломила такая производительность. Они заключили со мной контракт и даже милостиво решили оставить под романами мою подпись, как будто бы я нуждался в литературной славе. В обмен на эту милость первые романы они взяли у меня задаром, объяснив свое нахальство "издательскими традициями" и "сложившейся практикой". Кроме того, Хичкок Самый Младший заявил, что хотя в романах налицо океан любви, но нет ни рюмки фантазии и науки. От меня, как от эрудита и прогрессиста, они ждут сложное кружево из научной фантастики и любовных томлений. Словом, вперед по ступенькам прогресса и пандусам цивилизации!
Я всунул в чрево Майка объемистое исследование одного весьма популярного кинодеятеля "Секс и публика", сорок восемь книжонок из серии для подростков "Читай, когда родителей нет дома" и пару звездных атласов в целях придания романам космического колорита.
Я таскал рукописи пачками. Сперва мы кормили фирму Хичкоков пустячками - робот из ревности разрезает своего хозяина плазменной горелкой, циклоп из туманности Конская Голова влюбляется в карлицу, торгующую сосисками на углу Роджет-стрит, парочка сюжетов из любовной жизни межгалактических спрутов...
Потом пошли вещицы позабористее. После одного описания гарема на кольце Сатурна Хичкок Самый Младший произнес хвалебную речь. Он признал, что даже устроители субботних телепередач под девизом "Только для старых холостяков" не смогли бы додуматься до подобной фантасмагории.
Жители нашего квартала придерживались иного мнения. Они считали, что и в наш век телевизоров есть предел непристойностям. Преподобный Патрик О'Брейль в своей воскресной проповеди призвал прихожан "не щадить скарба домашнего, достатков и стен жилищ тех, кто покушается на целомудрие белокурых дочерей стада господнего". Через день ко мне явился агент страховой компании и сообщил, что он не сможет продлить срок действия страхового полиса.
Дом запылал на рассвете. Жестяного Майка удалось спасти - еще ночью я увез его в мебельном фургоне. Все остальное погибло: дом, за который я только что внес последний взнос, лаборатория, собранная по винтику за долгие семь лет, и неоконченное исследование по геометрии поверхностей отрицательной кривизны - надежда на будущие ученые звания и почести. В системе жизненных координат я оказался отброшенным к нулю. Приходилось начинать новую жизнь, опираясь на крепкое плечо Майка.
Хичкоки выдали мне небольшой аванс. Не рискуя вновь погрузить Майка в пучину любви, мы сменили пластинку и осчастливили читающий мир похождениями Гремучего Билла. Так мы именовали сверхгангстера, суперубийцу, принимающего иногда, забавы ради, облик межгалактического паука. В его послужной список мы вписали немало роскошных страниц. Стреляя изо всех своих ста шестнадцати щупалец струями зеленой слизи, Гремучий Билл овладевал почтовым звездолетом, похищал из него сто миллиардов фунтов стерлингов и черноокую Лючию. Мощными электромагнитами Билл утаскивал с Земли на Луну океанские пароходы, сплющивал их в лепешку, вместе с пассажирами и продавал на металлолом таинственной металлургической компании "Металл-Лунатик лимитед". На досуге Паук Билл забавлялся игрой в пинг-понг шариками из черепов ягуаров. Своих соперников по пинг-понгу он растворял в синильной кислоте и выливал ее в жерло огнедышащего вулкана. Вместе с ним прожигала жизнь пара веселых помощничков: свирепый вампир Джесси, специалист по массовым психозам, и красавица змея Сима, раздавливавшая в порошок обитаемые планеты тугими кольцами своего прекрасного чешуйчатого тела.
Жестяной Майк нагнетал в свои творения ужасы под давлением в сто тысяч атмосфер. Даже запятые в его книгах казались остриями окровавленных ятаганов, а многоточия выглядели как путь на виселицу. По вечерам я ловил себя на том, что заглядывал под кушетку и открывал шкафы, страшась найти там что-нибудь похожее на помесь осьминога с катафалком.
В конце четырнадцатой книги шестой серии "Похождения Гремучего Билла" вампир Джесси выпил кислоту из жил Марсианского людоеда. Увы, кислота оказалась биологически несовместимой с кровью самого вампира, и тот, не в силах вынести адские муки, погиб, разодрав свое тело на части собственными когтями.
Кончина Джесси доконала и меня. Рыдая и корчась в приступе непреоборимого страха, я дополз до телефона и вызвал врача-психиатра. Он нашел у меня вибрацию кровяных шариков, а также перестезию - ползание мурашек по всему телу. С этим милым диагнозом я пролежал в клинике пять месяцев. После уплаты гонорара за консультацию, госпитализацию, гальванизацию, ионизацию, гипнотизацию, а также за наблюдение, кормление, поение, умывание, раздевание и укрывание я вновь остался без гроша.
Благо еще, что шеф клиники нашел у меня весьма редкую фобофобию навязчивый страх страха. Описание этой медицинской редкости шеф вставил в свою диссертацию и за это скостил с меня шесть процентов своего гонорара. Мне повезло!
Похудевший, с трясущимися руками, я отправился к Хичкокам. Я знал, что тиражи майковских книжек достигли астрономических величин, но на моих финансах этот успех никак не отражался - контракт в свое время составили удивительно ловко.
Хичкок Самый Младший по-прежнему благоухал дешевыми духами. Как будто после издания "Гремучего Билла" он не мог приобрести полную цистерну лучших духов "Лориган-Коти". Жадный лицемер извивался всем своим телом, выражал миллион сожалений по поводу моего пребывания в психиатрической клинике, а в душе считал меня конченым человеком. Все же я выудил у него согласие издать новую серию фантастических романов.
Содрогаясь при одной мысли о вампирах и космических людоедах, я долго раздумывал, чем бы теперь начинить Майка. Мне показалось, что социальная фантазия, роман-утопия понравятся читателям. Кто не мечтает о лучшей жизни в этом худшем из миров! Я достал в библиотеке сильно запыленный "Билль о правах человека", фельетоны политических обозревателей и несколько, как мне думается, вполне разумных исследований о судьбах человечества. Не утерпев, я всунул в Майка горестные размышления о собственной судьбе и откровенные высказывания о деятельности Хичкоков и им подобных.
