Ватутин Алексеевич - Знак Змееносца
В заключении, повторяю свои извинения, за сумбурность стилизации, некоторые ошибки и анахронизмы, так или иначе встречающиеся в тексте. Надеюсь, что эта затея с книгой поможет и нам и вам -- надежда слабая, но она есть. Верю, что вы поймёте, что нужно делать и всё закончится благополучно. Честно говоря, не всякий, кто ознакомится с данным материалом, сохранит твёрдое понимание происходящего в действительности -- кое-где задействованы бессознательные технологии получения информации, или, как говаривали в двадцатом - двадцать первом столетии: "НЛП".
И именно по тому эту рукопись так тщательно разыскивали различные силы во всём времени и пространстве: ведь тут описаны некоторые узловые точки реальности, меняя которые, можно попасть в ту или иную альтернативу событий.
Главное уяснить, что всё было, есть и будет, а время и пространство -- это лишь иллюзия, отражающая совсем другие вещи, иллюзия, которая не должна быть прервана, как сон Вишну...
С уважением, Неизвестный Издатель....
ГЛАВА 0 Сожжённая дорога.
(обрывок звуковой записи)
Когда-то давно, у меня была жизнь, теперь от неё не осталось и горстки пепла... когда-то давно, у меня была уверенность, что всё вокруг, это именно то, что я вижу -- теперь же это лишь иллюзия...
Я думал, что история человечества, это череда жизней, и смертей, выдающиеся открытия, и отважные поступки, грязные политики, и зажравшиеся олигархи -- но и они вписывались в мою картину, за необходимостью: по меньшей мере, человеческий ум и глупость, алчность и самоотверженность, сменяли друг друга на вахте, как матросы нашего космофлота... а для кого-то жизнь, просто повседневные заботы, заработок, семья, стерео-видение по вечерам, сериалы, пикники... Вдруг я понял, что даже лихорадка боя, и страх смерти, ничто, по сравнению с тем, что я увидел... Даже страшный холод пустой Вселенной, не кажется мне сейчас таким пугающим... нет, не пугающим... чужеродным и диким... не знаю, как правильно выразить мысль... это как в детстве -- тебе говорят, что ты уже взрослый, и нужно прекращать играть в игрушки -- нужно меняться и становиться другим. А тебе отчаянно этого не хочется, потому, что впереди -- зев пустоты и что-то совсем не постижимое... Когда-то я думал, что смерть -- это страшно... сейчас я ищу её, но она избегает меня...
Наверное, придётся всё это написать, чтоб после меня (если это "после" наступит), хоть кто-то принял мои слова на веру и подумал -- а зачем всё это? К чему ведёт нас неумолимый сюжет? Думать про него или просто читать книгу дальше?
Я не думал тогда... я просто читал, и, как мне казалось, прекрасно знал, чем всё кончится -- даже, когда вступил в ряды космического десанта... Даже когда попал на войну и видел страх боль и отчаяние... Даже тогда, когда на Аттолане началась вся эта чертовщина... И всё это, не смотря на то, что в воздухе носилась мысль, простая, как запах, чёткая, как нить когерентного луча -- СКОРО ВСЁ ИЗМЕНИТСЯ, И ВСЕ МЫ СТАНЕМ ДРУГИМИ... это как в детстве... Хочется проснуться, а проснуться негде...
ГЛАВА 1
Пропавшая Диссертация
(конец начала или начало конца)
-- Зря вы, Павел Григорьевич отказываетесь ставить оценки за семестр, -- тучная Марина Евгеньевна отхлебнула чаю из блюдца, прикрыв лежащие перед ней на столе бумаги целлофановым пакетом, -- у нас в четверг проверка из минобра -- будут неприятности.
-- И ничего не зря! -- буркнул сквозь бороду, лысоватый мужчина в очках, выводя в очередной зачётной книжке закорючку своей подписи, -- пусть меня, Марина Евгеньевна, вызывают, хоть к ректору, но этим четверым, из двести двенадцатой, я не поставлю оценки, пока они не сдадут мне предмет...
-- Нас с вами на ковёр вызовут... -- попыталась урезонить та.
-- Или не предоставят медицинские справки, -- продолжал мужчина, -- о том, что они были в коме, или лежали с переломами всех конечностей в Склифосовского... Я, знаете ли, устал от этого наплевательского отношения к предмету, и терпеть больше не намерен!... Да...
-- Поймите, -- не сдавалась Марина Евгеньевна, с хрустом перекусывая кусок сахара, -- если мы отчислим этих студентов, комиссия скажет, что это наша вина, мол, у нас недостаточно высокий уровень преподавания, раз столько студентов не аттестованы...
-- Это чёрт знает что, Марина Евгеньевна! -- взорвался преподаватель, -- единицы уже давно не ставят, двойки, тоже не желательно! У нас трёх бальная система оценок??? Это же дикость! Это кризис современной образовательной системы! Я и на педсовете так скажу! Получается, что из-за того, что горстка оболтусов платит деньги за своё обучение, при этом наплевав на историю, должна получать тройки, за "здорово живёшь"? Это абсурд! Понимаете, Марина Евгеньевна! Абсурд!
-- Но, поймите вы и нас... -- начала, было, женщина, обтирая вспотевшее лицо кружевным платком.
В дверь деликатно постучали.
-- Да, -- сдавленно воскликнула Марина Евгеньевна, едва не подавившись чаем.
Дверь приоткрылась, и в неё проник бледный молодой человек. По манере резко выбрасывать конечности вперёд, и по его бледному лицу, с глубоко посаженными блестящими глазами, несущими на себе печать бессонницы, можно было предположить, что сей молодой мужчина, имеет нервический характер. Хотя, возможно, он был просто сильно взволнован, и поэтому зацепил кончиком ботинка порог. В любом случае, он вошёл в деканат, словно стопка опрокинувшихся картонных коробок.
-- Извините, здравствуйте... -- сказал он отрывистым резким голосом, остановив падение левой ногой, -- Павел Григорьевич...
-- Алёша! Ты меня ищешь? -- Павел Григорьевич оторвался от своих зачёток, приветливо улыбаясь.
-- Да... то есть, мне сказали, что вы тут...
-- Рад тебя видеть! Заходи! -- он поднялся из-за стола и, сделав несколько шагов на встречу, пожал молодому человеку его узкую и длинную ладонь.
Молодой человек дико озирался по сторонам, словно был здесь впервые, хотя, скорее всего, это было не так.
-- Как учёба? Как продвигается твоя кандидатская? -- Павел Григорьевич продолжал улыбаться, -- я тут договорился с Равилем Шаденбаевым: он будет твоим рецензентом, так что считай, защита состоится -- академик РАН, надо только стол будет накрыть...
-- Спасибо, -- как-то отстранённо ответил Алёша.
-- Ты какой-то расстроенный, Алексей, -- улыбка медленно сползла с лица Павла Григорьевича, -- что-то случилось?
-- Меня хотят уволить из архива, -- механическим голосом произнёс тот.
-- Господи... -- вырвалось у преподавателя, -- в чём дело?
-- Из архива... -- так же механически произнёс молодой человек, и на секунду показалось, что он просто повторил последнюю фразу, но он продолжил.
