Уолтер Уильямс - Дни искупления
Лорен точно знал: потомки индейцев возражали против формулировки «свирепые краснокожие», но их протесты ни к чему не привели — ужасные картины прошлого еще стояли у всех перед глазами. Кто, как не свирепый дикарь, способен перерезать горло ребенку в его собственной колыбели?
Это первое разрушение города не стало единственным. Много лет спустя после завершения войны с индейцами, уже в 20-х годах XX века, Аточа снова исчезла с лица земли. Город поглотили медные рудники.
Аточа возродилась в двенадцати милях к западу, а все строения девятнадцатого века, которые Лорен знал по фотографиям, все изящные каменные здания в викторианском стиле — с колоннами и витражами, остроконечными крышами, башенками и вдовьими аллеями, маленькие одинаковые домишки, жмущиеся друг к другу, которые ранние полигамы-мормоны построили для своих жен... все было уничтожено.
Всякий раз при необходимости город Аточа менял свой облик. Только так он и выжил.
Новый город, отстроенный в двадцатые годы, был задуман как чудо, как демонстрация достижений современности. Фасады всех зданий, обращенных к центральной площади, искусным декором напоминали выстроенные в линию вычурные радиаторные решетки модных в то время автомобилей, дополненные луковицами куполов Флэш-Гордон, обтекаемыми формами Бэл-Геддес и гондолами неподвижно зависших дирижаблей Раймонда Леови. Даже в готике католической церкви появилось что-то обтекаемое, а церковь апостолов Элонима и Назарена предстала совсем экстравагантной: ее колокольни напоминали две космические ракеты на старте. Видимо, архитекторы хотели заявить таким способом, что Аточа не боится двадцатого века, Мира Завтрашнего Дня, и смело смотрит в будущее.
Сейчас все это порядком обветшало, полированная сталь покрылась ржавчиной, белый с черным кафель потрескался. Но как же, размышлял Лорен, город выживет в третий раз? Он пережил апачей, каким-то чудом вынес Анаконду, но Технический Прогресс и двадцать первый век — это совсем другое дело.
Он задыхался от ярости. Сейчас он ни на что не годится и от его присутствия мало проку. Надо пойти домой и выспаться.
Лорен уже направлялся к распростершим крылья грифонам, как вдруг увидел, что к месту парковки около здания подруливает шоколадный «блэйзер». Во рту возник кисловатый привкус. Пожалуй, это то, что надо.
Из джипа вышли молодые люди в свободных серых рубашках и темных галстуках. Оба поражали солнечными очками в золотой оправе. Пока один рассчитывался за парковку, другой ждал, когда Лорен, переходя дорогу, поравняется с ним.
— Прошу прощения, сэр. — Проплешина на макушке его светлых, гладко прилизанных волос создавала эффект ореола. С мощной шеей, довольно мускулистый, ростом на дюйм выше Лорена, то есть не ниже шести футов, мужчина производил впечатление миссионера-мормона, ставшего профессиональным убийцей.
— Да? — отозвался Лорен.
Тот кинул взгляд на клочок бумаги.
— Не подскажете, где офис сэра Домингоса, заместителя шефа полиции? Хотелось бы сориентироваться.
Лицо Лорена озарилось улыбкой. А что, может получиться довольно забавно.
— Внутри здания, — ответил он, — пройдите дежурную часть. Коридор останется справа, первая дверь налево.
— Спасибо, сэр. — Незнакомец направился вверх по лестнице.
— Сдайте оружие дежурному офицеру, — бросил вслед Лорен.
Мужчина на ступеньке на секунду замешкался, затем двинулся дальше. Его напарник, закончив расчеты, кивнул Лорену и тоже побежал вверх по лестнице.
Лорен обратил внимание на ботинки второго, черные и по-военному начищенные. Когда тот проходил мимо, в них отразилось небо. Голубое небо, торжественные грифоны и его собственное искаженное лицо.
Чуть подождав, Лорен вернулся в здание. Дежурный, Эл Санчез, разглядывал пару тяжелых автоматических пистолетов с традиционными рукоятками из орехового дерева.
— Симпатичные, — заключил он, — девять миллиметров.
— "Беретты"?
Санчез поднял пистолет и прочитал сквозь темные очки.
— "Танфольо".
Лорен подбросил в ладони один из них, навел на фотографию мэра за спиной дежурного и мысленно спустил курок.
— Неплохо сбалансирован, — он положил оружие на место, — впрочем, не понимаю, почему они не покупают американские.
Санчез усмехнулся.
— Могу поспорить, на них ничего американского.
Лорен на минуту задумался. Китайские шелковые рубашки, итальянская обувь, ремни, оружие, индийское нижнее белье.
— Может, галстуки?
— Пожалуй. Но держу пари, они английские.
Санчез положил пистолеты в ящик. Лорен двинулся по коридору. Оказалось, Киприано неплотно прикрыл дверь.
— Эймес, Айова, сэр. — Лорен узнал голос человека с лысиной на макушке.
— Так вы из Айовы, — раздался голос Киприано, — а ваш напарник — из Северной Каролины. Полагаю, у вас там не слишком много испанцев, не так ли?
— Нет, сэр.
— И давно вы в городе?
— Два дня.
Лорен усмехнулся: Киприано обычно не щеголял своим испанским происхождением, но сейчас говорил нарочито с акцентом.
— Ну что ж, — сказал Киприано, — тогда вы уже знаете, как обращаться с местным испано-язычным населением, не так ли?
Киприано откашлялся.
— Но две вещи вам необходимо запомнить. Вернее, два предложения. И тогда все будет в порядке.
— Да, сэр.
— Ну-ка повторяйте за мной: Out of the Tchevy, Pedro.
На секунду от изумления в комнате воцарилась тишина.
— Я сказал, повторите!
— Out of the chevy, Pedro, — нестройным хором отдалось в комнате.
— Не chevy, a Tchevy. Старайтесь произносить правильно.
— Tchevy.
— С самого начала.
— Out of the Tchevy, Pedro.
Киприано муштровал их, как новобранцев морской пехоты.
— Ну, еще раз, как следует.
— OUT OF THE TCHEVY, PEDRO[2], — слаженно откликнулись ребята.
— Вот теперь неплохо, — голос Киприано потеплел, — любой испанский парень, с которым вы захотите поговорить, сразу же обратит внимание. Теперь — второе предложение: Comprende jail, asshole.
— Comprende jail, asshole.
— Еще раз, громче!
— COMPRENDE JAIL, ASSHOLE![3]
Стараясь не слишком смеяться, Лорен вернулся к столу дежурного. Санчез в упор посмотрел на него.
— Не обижайтесь, шеф, — сказал Санчез, — но белые люди такие глупые.
— Зато послушные.
— Еще во время моей службы в военно-воздушных силах, — вспоминал Санчез, — они утомили меня, целый день слоняясь вокруг базы и стараясь не упустить из виду, как бы я случайно не отдал честь левой рукой.
— Но ты сказал, белые люди глупые?
— К сожалению, Лаборатория высоких технологий предоставила нам этих парней всего на час, — Санчез вдруг ушел в себя. — Ах, сукины дети. Они считают испанцев заторможенными или вроде того, требуют к себе особого отношения. Черт.
