Александр Тюрин - Вооруженное восстание животных
Понемногу затухало бормотание; лицо, превратившееся в морду, растекалось по ковру. Важного человека, дошедшего до момента истины, Коля и телохранитель споласкивали водой и, обтерев насухо, несли в койку. Там уже артистка кабаре следила всю ночь, чтобы генеральный директор не захлебнулся собственной блевотиной.
Да, говорливый господин Гиреев, когда сильно расслабится. Вроде чушь он порет, надравшись, но я в ней вижу кое-какой смысл. Страшный смысл. И, боюсь, Гиреев видит, что я вижу. Как бы мне это боком не вышло. Возьмет и вычеркнет начальственная персона мою фамилию из списка ненужных людей. А киллер разрядит ствол, приставленный к моей умной голове и с ухмылочкой произнесет: «Он слишком много знал».
1
Отдых отдыхом, а трудится приходиться. Вообще-то я работаю в охранном бюро, как сейчас выражаются — в секьюрити. Я там уже пять лет. Некогда я был уверен, что это место для тех, кто хорошо стреляет и быстро соображает.
Но, как выяснилось, мы — частные охранники, а не менты, поэтому имеем право возразить оружием только в пределах так называемой допустимой обороны.
Кто-нибудь на всем белом свете понимает, что такое «пределы допустимой обороны»?
Вот направят тебе в лоб смит-вессон 45 калибра, взведут курок и начнут давить на спусковой крючок, вот тогда уже можешь отвечать. А можешь уже и не ответить.
И еще я прикован к стулу, как раб к турецкой галере. Не могу встать, взять свои манатки и уйти в неизвестном направлении, хотя бы на полчасика…
Разлитая по моей будке скука-тоска словно переваривает меня. Тут не только быстрое соображение, но и остатки разума исчезнут, и стану я как белка в клетке. Нет, позвольте, у белки в клетке есть колесо. Белке повезло.
Я могу, конечно, журнал, насыщенный голыми девками, полистать. Могу, например, роман посочинять. И сегодня могу. Но не хочу.
Тридцать лет мне — и ничего для бессмертия. Что же будет в сорок?
Пощелкал я клавишами, которые управляют сторожевыми видеокамерами, погонял их по рельсам. На экранах видны только вымоченные в желтом фонарном свете подходные дорожки, глаза киснут.
Ни одна сволочь не пробежится от кустов к кустам, никого не интересует хоромина, напичканная дорогущим оборудованием, как огурец семечками.
А ведь фирм с компаниями тут, что мусора, и все занимаются высокими, понимаешь, технологиями. Ну, может, большинство здесь только бабки отмывает, от налогов офшорится и правительственные субсидии в кассу кладет. Но кое-кто, кое-где у нас порой и занимается. А называется всё это вместе — технопарк. Здание технопарка, между прочим, на таком отшибе — на месте старой гатчинской овощебазы.
А воры и бандиты, похоже, еще не въехали, чем технопарк лучше овощебазы. Или, возможно, очень хорошо поняли и не хотят напороться тут на своих бывших коллег — остепенившуюся братву.
И долгими вечерами-ночами здесь пусто, как в животе у жителя Бангладеш, в смысле, людей негусто…
Вот и сегодня, едва звездочки покатились по небу, весь наш научный и технический персонал брызнул через двери наружу — расселся по подержанным «опелям» и поколесил. А еще через полчаса уборщицы помчались на электричку. Менеджеры же укатили еще до обеда на своих бумерах и мерсах.
А мне от пышно зеленеющей тоски хочется, чтобы что-нибудь произошло и я смог отличиться. Хочется, само собой, подсознательно, конечно, но и этого не мало.
Однако воры и бандиты орудуют только там, где круглые сутки толпища.
Сегодня остались поковыряться в граните науки лишь доктор Файнберг и его верная помощница — лаборантка Нина. На всю ночь остались разрабатывать так называемую «эволюционную машину».
И, конечно, большие сомнения у меня, занимается ли эта парочка указанной темой. Или эти разнополые сограждане занимаются тем, что в эволюции уже не нуждается.
Сидят доктор наук и Нина в компьютерном центре на четвертом этаже. Жалко, что там видеокамера не установлена — ученые стесняются, хотя все для их же блага. Впрочем, я при каждом обходе здания обязательно навещаю Файнберга с лаборанткой, не боясь показаться назойливым.
И что интересно, пару месяцев назад Файнберг с Ниной располагались на почтительной дистанции, а теперь притянулись друг дружке на расстояние, скажем, вытянутого пальца. Как Абеляр с Элоизой. Если кто не знает историю средневекового ученого Абеляра, то скажу, что она плохо кончилась. Оппоненты оторвали Абеляру яйца.
Я, конечно, не осуждаю доктора Файнберга, изогнув брови домиком. В самом деле, зачем все время убивать на скоротечные научные достижения? Жизнь-то не безразмерная.
А Элоиза… то есть, Нина — дама местами интересная.
Рот — как косяк у ворот, ноги — что столбы на дороге, глаза — для бандитов тормоза, ягодицы — как две перелетные птицы, так, наверное, выразился бы автор «Песни Песней».
Мне тоже нравятся ее… ну, в общем, то, что впереди… в количестве двух штук. Дыньки такие.
А вот мозги у лаборантки набекрень; если бы с головой была бы норма, Нина бы не связалась с доктором Файнбергом.
Если кто не понимает, то эволюционная машина доктора Шмуэля Файнберга — это, в сущности, программа такая, киберсистема, в которой как бы живут и развиваются разные твари. Там и климат смоделирован, есть и вода, и воздух, и растения — все, конечно, электронное.
Программа эта работает параллельно сразу на семи мощных компьютерах в нашем технопарке. Иногда к этой локальной сети подсоединяется и пяток сторонних компьютеров через Интернет. Теперь ясно, почему Файнберг орудует по ночам, когда все компьютеры свободны, а другие ученые спят и видят сны о Нобелевских премиях?
Эволюционная машина определяет, какие мутации пригодятся, а от каких проку не будет, какие направления развития окажутся для животного мира перспективными, а какие губительными.
И вот док Файнберг мне намедни сказал в столовке, что природа в последние миллионы лет как будто избегает самых интересных вариантов. Дескать, много раз на Земле могли образоваться такие монстры, пожиратели и истребители, что людям — верная крышка. Но вопреки всем вероятностям худшего не случилось. По крайней мере, на суше.
А вот в море случилось. Почему, например, до сих пор нет разумных существ в море, несмотря на то, что там мозги у многих тварей — ого-го-го!? А потому что там бандюги-акулы, которые сами не слагают поэм и другим не дадут.
Но вот где природа оплошала, там Самуил Моисеевич дорабатывает.
Он мне показывал на компьютерном экране разные интересные «эволюционные траектории». Вначале, впрочем, не очень это интересно. Всякие биохимические формулы, колонки цифр, последовательности генов. Потом наступает очередь костей. Кости и черепа на экране пляшут сатанинские танцы, соединяются в скелеты, те плавно обрастают плотью и превращаются в полноценные образы неведомых животных. Ну, а затем новоявленные монстры: грифоны, горгульи, церберы давай бегать, прыгать и даже подвывать через саунд-бластеры.
