Наталья Резанова - На Масленой неделе, в воскресенье
- Это Ветхий Завет. А с приходом Истинного Слова многое, сказанное пророками древности, потеряло силу.
- Спаситель говорил : " Не думайте, что Я пришел нарушить Закон и пророков; - не нарушить пришел Я, но исполнить.
- Хочешь быть лучшей католичкой, чем папа Римский? - настоятельница повернулась к книжной полке. Отодвинула три тома сочинений святого Гонория Августодунского, книги Алана Лилльского и Исидора Севильского, проникла во второй ряд и выудила зажатые между "Церковной историей англов" и "Разумом души" Алкуина фолиант. - А это ты почитываешь?
Фолиант содержал в себе "Согласование Ветхого и Нового Заветов" и "Комментарии к Апокалипсису" Иоахима Флорского.
- Все пророчества! И, между прочим, к чтению добрым католикам не рекомандовано!
- Это шантаж? - тускло спросила сестра Тринита.
- Нет, это просьба. Я ведь и сама это читала. - Настоятельница постучала по корешку согнутым пальцем. - Но не смешно ли - я, именно я, прошу тебя применить твой Дар, хотя должна запрещать его!
- А я, именно я, служащая примером того, что обвинения, кои святая церковь предьявляет бегинкам, не всегда и не во всем беспочвенны, отказываюсь. Я не отрицаю, что Сила у меня есть. Однако тебе не приходилось видеть... последствий.
- Но я не склоняю тебя к дурному! Более того, я вообоще бы не стала тебя ни о чем просить, и даже водить с тобой знакомство, если бы не знала, что ты всегда использовала свой Дар только для добра.
Это, кажется, не утешило сестру Триниту, но удручило ее еще больше.
- Я никогда не ставила своей целью защищать добро, - сказала она. - Я просто время от времени мешаю людям убивать друг друга.
- Ну, и какая разница?
Молчание.
- Кроме того, возможно, ты сумеешь воспрепятствовать кровопролитию.
Молчание.
- Я просто прошу тебя встретиться с людьми, которых волнует будущее нашей провинции, и...
- Да сколько можно повторять - я не ясновидящая! Не пророчица! Да, мне случалось отыскивать среди людей убийц, черных колдунов и чародеек, но не с помощью Дара, а исключительно благодаря логике и собственным наблюдениям.
- Вот и сделай это. Может, твои наблюдения скажут тебе то, что не говорят другим.
- А твои...соратники это одобрят?
- Ага, ты начинаешь интересоваться!
- Просто я понимаю, что единственный способ доказать тебе - и твоим друзьям,что вы ошибаетесь во мне - прийти на эту встречу. - Она будет в воскресенье.
- А не в субботу?
- В воскресенье, - с нажимом сказала мать Изенгарда.
- Если среди вас затесался астролог, зачем вам нужна я? Ты жде знаешь, как я отношусь к попыткам...дисциплинировать Силу.
- И ткем не менее, дисциплины изучаешь.
Сесвтра Тринита снова отмолчалась.
- Итак, в воскресенье после Angelus подойди к колодцу на ратушной площади. Тебя встретят и проводят в нужный дом.
- Хорошо. Но не вини меня за сокрушительный провал твоих замыслов.
- Пока что провалилась ты! Следить надо за доской, а не предаваться мечтаниям! Шах и мат тебе, сестра Тринита. - Она рассмеялась приятным грудным смехом. - Говорю же я - переселяйся в монастырь! Там у тебя будет возможность поупражняться в игре, хоть она и запрещена уставом.
И с тем мать Изенгарда покинула дом общины бегинок. Сестра Тринита проводила ее до крыльца, где резались в зернь двое телохранителей. Кто предоставил в распоряжение настоятельницы этих дюжих молодцов при кистенях и дубинках, сестра Тринита не знала и не хотела знать, однако прекрасно понимала, что, если и в обычную пору женщи ненебезопасно ходить одной по улицам большого города, то в пору карнавала - особенно.
В последующие дни сестра Тринита не выходила из дому, и потому лишена была удовольствия от лицезрения многих чудес праздника. Не видела она ни канатоходца, с факелами в руках танцевавшего на веревке, протянутой от одной из соборных башен до дворца наместника, ни быка, которого гильдия мясников выставила городу, с тем, чтобы заколоть и зажарить на вертеле в жирный вторник, а пока что в ожидании этого события, изукрашенного лентами водимого по улицам. А также славную боевую потеху - поединок четырех слепцов в полном воинском облачении, победителю же в награду доставалась откормленная свинья. И не столько потому, что звание ее запрещало развлечения подобного рода. Просто ей было некогда. У нее толпились пациенты с вывихами, переломами, ушибами, ножевыми ранами, не говоря уж о тех, кто переживал прозаические, но от того не менее сильные страдания вследствие непосильного пьянства и обжорства. Короче, она тащила обычное бремя карнавала, который, безусловно, прекрасен, но не для тех, кто осужден наблюдать его изнанку.
И так пришел назначенный день, к которому бегинка никак не готовилась. Она была уверена в бессмысленности и бесполезности предстоящей встречи, и от этого настроение у нее не улучшалось. Она вышла раньше назначенного часа, чтобы успеть засветло, но почему-то промедлила у самого дома, глядя на полустершийся и частично осыпавшийся берельеф на фасаде, изображавший сову, сжимавшую в лапах ключи. Дом был построе до того, как перешел по завещанию к общине бегинок, и принадлежал ей уже давно, и являл ли собой барельеф герб прежнего владельца или некуую аллегорию, сестре Трините не было известно. Сейчас разглядеть барельеф, не зная, где он находится, было почти невозможно. Оно и к лучшему, полагала сестра Тринита, меньше поводов к глупым истолкованиям и сравнениям.
Она шагнула прочь, и, не торопясь, двинулась по направлению к Ратушной площади.Правда, по мере приближения к ней точнее было бы сказать пробивалась.
К ней не особо цеплялись и приставали. Среди веселящихся полно было мнимых "клириков" и "монахинь", и ее, должно быть, тоже принимали за ряженую, хотя она была без маски. Может быть, из-за непринужденности, с которой она передвигалась в толпе. Но сама эта непринужденность и была маской. Карнавал близился к концу, и неистовство праздника достигало апогея. Казалось, никого не осталось в домах, весь город вырвался на улицы и площади, скакал, ликовал и плясал. О, эти танцы! Танцы девушек или почитавшихся таковыми, чьи хороводы змеились по улицам легко, свободно,завлекая, танцы мастеровых, под чьими башмаками, казалось, даже булыжники проседали, а при скачках ставни домов выходили из пазов, танцы шутов в носатых личинах, в колпаках с бубенцами, которые, взявшись за руки, под свист флейт и крик волынок откалывали такие лихие коленца, что дух захватывало, танцы горбунов, карликов, слепцов, хромых и прочих калек под завывание безногих и параличных на папертях, разевавших беззубые рты и звеневших веригами...Сестра Тринита привычно укорила себя за высокомерие, и напомнила слова Евангелия : "Не будьте унылы, как лицемеры". Если люди именно так понимают радость жизни, не исключено, что именно в этом она и состоит.
