Барри Молзберг - Полчаса на снятие мерки
- Прекрасно, - сказал я, - в таком случае я ухожу. У нас это называется "просьба отклонена".
Он посмотрел на меня внимательно и увидел, что это были не пустые слова. Через мгновение он бросил сигарету в окно.
- Так-то лучше, - сказал я.
- Вы действительно испытываете от этого удовольствие?
- Удовольствие от чего?
- От могущества, от власти, которой вы облечены на вашем посту. Это подчеркивает важность вашей роли, дает вам право считать себя...
- Довольно, - прервал я, - не требуется, чтобы вы занимались моим психоанализом. Профессия?
- Социолог, - ответил он. (Разумеется!) - Я указал все это вчера в бюро предварительной записи.
- Я уже вам сказал, я собираю здесь материал для особой анкеты. Запись и фактическое занесение в списки - это совершенно разные вещи. Что касается меня, то вы вроде как бы и вовсе не существуете, пока не сможете мне этого доказать. Почему вы обращаетесь с просьбой именно сейчас?
- Как почему? Я - без работы.
- На какие средства вы жили до того, как подали заявление?
Он посмотрел на меня чуть не плача:
- Я уже прошел через все это. Я же вам сказал.
- Только инспектор решает, следует или нет занести вас в списки и заслуживаете ли вы государственного вспомоществования. Отдел предварительной записи передает бумаги инспектору, чтобы он провел анкету и вынес решение. У вас есть еще какие-нибудь вопросы?
- Нет, - ответил он.
Казалось, что он впился пальцами в ручки кресла. Не так уж много усилий потребовалось на то, чтобы его доконать. Вообще-то говоря, это было странно, если учесть, что у него было несколько дипломов. А может быть, если все взвесить, именно его дипломы и объясняли такую неспособность к сопротивлению.
- Я пятнадцать лет работал в программе "Бловелт", - начал он, - с самого окончания университета. Я был ее постоянным сотрудником. Вот уже три недели, как эту программу закрыли. У меня нет ни единого доллара.
"Бловелт" была одной из искусственных организаций, созданных правительством, по всей вероятности, главный источник существования психологов и социологов. Они производили изыскания, касающиеся генеалогии, наследственности, ее проявлений и т. п. Главная часть работы состояла в изучении старых архивов и извлечении всяких статистических данных. Но в прошлом году конгресс решил, что будет проще и дешевле перевести сотрудников "Бловерт" в категорию безработных. "Безработный" - в этом одном слове заключена теперь вся жизнь Стейнера. Бесполезная. Абсолютно бесполезная.
- Вы пытались найти какую-нибудь другую работу?
Решающий удар, на который мог быть только один ответ. Стейнер почувствовал это. Ему удалось даже улыбнуться.
- Вы шутите? - сказал он.
- Итак, вы просите государственной помощи?
- Вы можете предложить мне какой-нибудь другой выход? - Он как-то особенно подчеркнул это слово "другой".
- Вероятно, где-нибудь должна быть работа для человека, участвовавшего в "Бловерт". А если просто ручной труд, разнорабочим на каком-нибудь заводе?
- Все профсоюзы завалены прошениями, очереди установлены на десять лет вперед. Вы это знаете лучше, чем я.
Разумеется, я это знал.
- Никаких родственников, которые могли бы оказать вам поддержку?
- Мои родители умерли. Моя сестра сама уже восемнадцать лет без работы. Я не знаю, где находится моя бывшая жена.
- Вы были женаты?
- Я указал это вчера.
- Повторяю, что для меня "вчера" не существует. Когда вы были женаты?
- Я женился в 2015-м. Я не видел своей жены с 2021-го... Думаю, что она эмигрировала.
- Вы хотите сказать, что она покинула США?
- Да. Мы плохо понимали друг друга.
- Ей не нравилась "Бловелт"?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
- А кому она могла нравиться? Это была только фикция работы. Все отдавали себе в этом отчет. Моя жена не могла этого больше выносить. Она говорила, что мы должны или покончить с собой, или убраться отсюда. Я не сделал ни того, ни другого. Я полагал, что программа будет длиться вечно.
По правде сказать, я сам думал то же самое до этого прошлогоднего кризиса в конгрессе. Многие вещи, которые должны длиться вечно, увы, обрываются самым непредвиденным образом. Мне хотелось ему это сказать. Но вместо этого я заявил:
- Думаю, что теперь все. Мы вас известим.
- Вы хотите сказать, что моя просьба будет удовлетворена?
- Я говорю, что я закончил вашу анкету. Затем я должен составить свое заключение, ко мне предстоит еще посетить массу других людей, потом я приму решение. Вы будете извещены.
- Но послушайте, - сказал он с умоляющим жестом. - Вы, наверно, не понимаете? У меня нет денег, мне нечего есть. Я въехал в эту комнату на прошлой неделе и обещал хозяину дома, что скоро получу пособие. Я должен за квартиру. Я совершенно измучен.
- Ждите своей очереди.
- Я ничего не ел три дня.
- Есть масса людей, которыми я тоже должен заняться. Вам придется подождать. Нищета стала всеобщей.
На это он не мог ничего ответить.
- Да, - пробормотал он, покачав головой, - нищета всюду.
- Я делаю только то, что полагается по службе. Поймите. Лично я не могу вмешиваться.
- У вас по крайней мере есть работа, - заметил он с горечью. - Это уже немало.
- Если бы вы знали, сколько раз мне хотелось самому записаться в безработные и предоставить свое место кому-нибудь, вроде вас. Поверьте мне, веселенького в этом деле мало. Какая ответственность и какое напряжение! И я не жду ни от кого благодарности. Это тяжкий труд. Я работаю по десять часов в день.
- Держу пари, что вам это нравится.
- Что вы сказали?
- Я говорю, что это действительно очень тяжкий труд. Мне вас жаль.
- То-то же! - Я закрыл блокнот, спрятал карандаш и направился к двери. - У вас нет никаких вопросов?
- Никаких. Только один: когда я смогу получить деньги?
- Когда у меня будет время этим заняться, - ответил я. На лестничной площадке я обернулся и увидел его в последний раз: подавленный и удрученный, он смотрел в просвет медленно закрывавшейся двери. Его рука машинально поднималась к лицу, я резко отвернулся, прежде чем он успел поднести ее к глазам.
Перевел с английского Н. ВЛАДИМИРОВ
