Александр Мирер - Дождь в лицо
-- Сегодня день особенный, -- сказала Аленка, обращаясь к примусу. -Понял, крикун? Ну то-то...
Она сидела под тентом, придерживая пистолет, и прислушивалась, хотя почему-то была уверена, что теперь ничего не услышит -- с сегодняшнего дня. После еды ей стало совсем нехорошо. Она достала щепотку кофе из банки, -пожевала и плюнула в воду.
-- Все ученые -- эгоисты, -- сказала Аленка. -- Завтра все равно пойду в муравейник. Я тоже стою кой-чего, только я очень странно себя чувствую. И еще это. Когда-нибудь это должно было получиться. И все равно, завтра я пойду.
Она попробовала представить, что он там видит, продвигаясь по пружинистой тропке, и как всегда увидела первую атаку муравьев, первый выход в муравейник три месяца тому назад.
Они шли вдвоем по главной тропе, Потея в защитных костюмах, и в общем, все было довольно обыденно. Как в десятках муравьиных городов по Великой Реке. Они осторожно ставили ноги, чтобы не давить насекомых, хотя много раз объясняли друг другу, что это -- чепуха, сентиментальность -- этим не повредишь муравейнику, который занимает десятки гектаров. Они часто нагибались, чтобы поймать муравья с добычей и посадить его в капсулу, иногда смахивали с маски парочку-другую огненных солдат, свирепо прыскающих ядом.
На повороте тропы Андрей обнаружил новый поток рабочих -- они тащили в жвалах живых термитов, -- и сказал: "Ого, смотри!.."
Это было немыслимое зрелище -- огненные муравьи, свирепые "аракара", тащили живых термитов, держа их поперек толстого белого брюшка, а живые термиты покорно позволяли беспощадному врагу нести себя неизвестно куда...
-- Ну и ну! -- сказала Аленка. -- Если в джунглях встретишь неведомое...
-- Оглянись по сторонам, авось увидишь что-нибудь еще.
Сидя на корточках, они рассовывали термитов по боксам, и вдруг она сказала:
-- Ой, Андрей. Мне страшно.
-- Кажется, мне тоже... -- пробормотал Андрей.
Они встали посреди тропы, спина к спине, и Аленка услышала щелчок предохранителя, и новая волна ужаса придавила ее, даже ноги обмякли. Маленький тяжелый пистолет сам ходил в руках, -- набитый разрывными снарядами в твердой оболочке -- оружие бессильных.
-- Смех, да и только, -- пробормотал Андрей. -- Как будто рычит лев, а мы его не слышим.
-- Откуда здесь львы?
-- Откуда хочешь, -- ответил Андрей совершенно нелепо, и тут страх кончился, как проходит зубная боль, и они увидели алый полупрозрачный диск, неподвижно висящий метрах в двадцати от них, над низкими деревьями, как летящее блюдце. Так они и подумали оба, таращась на него сквозь стекла масок. Наконец, Андрей поднял стекло и посмотрел в бинокль:
-- Крылатые, только и всего...
Именно с этого момента и началась игра в "только и всего". Когда они добрались до Большого Клуба, Аленка сказала: "только и всего", и когда в первые дни разлива огромный муравьед удирал от Огненных, Андрей вопил ему вслед: "Только и всего!", -- а муравьед в панике шлепал по воде, фыркал и вонял от ужаса.
... Андрей смотрел, а она подпрыгивала от нетерпения, и канючила "Дай бинокль, дай-дай бинокль", пока их не укусили муравьи -- сразу обоих, -- и тогда пришлось опустить стекла, и они сообразили, что диск надо заснять. Огненный укусил ее в нос, было ужасно больно, и нос распух, пока она меняла микрообъектив на телевик, стряхивая муравьев с аппарата. Андрею было лучше -- он просто повернул турель кинокамеры. Она сделала несколько кадров, тщательно прокручивая пленку, потом диск пошел к ним и повис прямо над головами, -- в шести метрах, по дальномеру фотоаппарата -- и в фодесе можно было различить, как мелькают и поблескивают слюдяные крылья, и весь диск просвечивает на солнце алым, как ушная мочка...
-- Ты встречал что-нибудь в этом роде? -- спросила Аленка.
-- Не припоминаю.
-- Но ты предвидел, да? Только и всего, и великий Шовен!
Они захохотали, с торжеством глядя друг на друга. Никто и никогда не видел на Земле, чтобы муравьи роились диском правильной формы.
Никто и никогда! Значит, не зря они угрохали три года на подготовку экспедиции, не зря клеили костюмы, парафинили двести ящиков со снаряжением и притащили сюда целую лабораторию, и обшарили десять тысяч квадратных километров по Великой Реке...
-- Я тебя люблю, -- сказал Андрей, как всегда не к месту, и Аленка процитировала из какой-то летописи:
-- "Бе бо женолюбец, яко ж и Соломон".
На Андрея напал смех. Они хохотали, а диск висел над головами, слегка покачиваясь, сильно и неприятно жужжа. Они до того развеселились, что второй приступ страха перенесли легко -- не покрываясь потом и не вытаскивая пистолетов. Но хохотать они перестали. И когда колонны Огненных двинулись к ним, шурша по тропе и между деревьями, они сначала не особенно удивились.
Но только сначала.
"Наверно, так видна война с самолета", -- подумала Аленка, и заставила себя понять -- почему появилась эта мысль. Муравьи шли колоннами, рядными колоннами, и наклонившись, она увидела сквозь лупу в забрале, что сяжки каждого Огненного скрещены с сяжками соседа. Скульптурные панцири светились на солнце, ряды черных теней бежали между рядами Огненных -- головы подняты, могучие жвалы торчат, как рога на тевтонских шлемах. Крупные солдаты до двух сантиметров в длину двигались с пугающей быстротой, но Аленка наклонилась еще ниже и увидела в центре колонны цепочку, ниточку рабочих с длинными брюшками и толстыми антеннами. Она сказала: "Андрюш, ты видишь?", а он уже водил камерой над самой землей и свистел.
Они снимали сколько хватило пленки в аппаратах, потом пытались переменить кассету кинокамеры, и в это время их атаковали сверху крылатые -другие, не из диска, -- и сразу покрыли забрала, грызли костюмы, и вентиляторы завыли, присасывая муравьев к решеткам, а снизу поднимались пешие, и Аленка испугалась. Она увидела, что Андрей судорожно чистит забрало, и он был весь шуршащий, облепленный Огненными, как кровью облитый, -- и тогда она выхватила контейнер из-за спины и нажала кнопку.
... Аленка закрыла глаза. Это был великолепный и страшный день, когда они поняли, что найден "Муравей разумный". Иной разум. После наступило остальное: работа-работа-работа, и умные мысли и суетные мысли... Но тогда, на тропе, было великолепно и страшно. Контейнеры стали легкими, а земля густо-красной, и по застывшим колоннам бежали другие, не ломая рядов, и тоже застывали слоями, как огненная лава. Когда ее контейнер уже доплевывал последние капли аэрозоля, муравьи ушли. Все разом -- улетели, отступили, сгинули, бросив погибших на поле боя...
Под настилом послышалось сопение, скрежет. Аленка посмотрела сквозь люк и сморщила нос. Здоровенный крокодил медленно протискивался между угловой сваей и лестницей. По-видимому, он воображал, что принял все меры предосторожности -- над водой торчали только глаза и ноздри, и он явно старался не сопеть и деликатно поводил хвостом в бурой воде. Над палаткой. раздалось оглушительное: "Кр-р-рокодилы! Кр-р-рокодилы!" -- попугай Володя орал, что было мочи, сидя на коньке палатки и хлопая крыльями. Крокодил закрыл глаза и рванулся вперед. Звук был такой, как будто провели палкой по мокрому забору -- это пластины панциря простучали по свае. Он не успел нырнуть -- Аленка навскидку всадила в него две пули, а Володя неуверенно повторил: "Кр-р-рркодилы?".
