Виктор Сапарин - Суд над танталусом
В одном месте контрольные приборы, следившие за всеми процедурами, выразили какое-то сомнение, и им пришлось повторить заново одну из только что проделанных серий обработки.
Наконец было получено разрешение надеть новенькие комбинезоны. Легкие костюмы висели в герметических шкафчиках с цифрами размеров и роста на дверцах. Глухие, словно для полета на планеты, мелочно-белые комбинезоны оставляли открытыми лишь лицо и руки. Еще один контрольный осмотр — и вот двор тюрьмы.
Свенсен указал на длинный корпус. — Тут гриппы. Все, сколько их ни есть. Сто с чем-то. А этот корпус чумной. Тоже, как видите, не маленький.
— Чистый анахронизм, — поспешил добавить он, заметив, что Барч поежился при слове «чумной». — Один из парадоксов медицины заключается в том, что чума за то время, пока она находится здесь, под замком, так изучена и против нее найдены такие сильные и быстродействующие средства, что вырвись она даже сейчас на свободу, это причинило бы только некоторые лишние хлопоты — и все. Если бы человечество располагало этими средствами прежде, чума считалась бы невинной болезнью, гораздо более безобидной, чем грипп. Я имею в виду обыкновенную чуму, конечно.
— А есть и особые?
— О, в последнее время открыто много видов, которых прежде не знали. Их не различали потому, что они встречались в виде ничтожных примесей к обыкновенной бубонной чуме. В том числе открыта чума, — в голосе Свенсена зазвучал оттенок гордости, — по сравнению с которой все, что знало человечество — ничто. Против нее не действуют сыворотки.
— Я вижу, вы в настоящем восторге от нее. Так, чего доброго, вы станете приветствовать и танталуса?
— А почему бы и нет, — немедленно откликнулся Свенсен. — Вспомните историю с возбудителем возвратного тифа, — сказал он, останавливаясь и придерживая Барча за локоть. — Его уничтожили по приговору медиков. Что произошло дальше? Через десять лет после того, как был убит последний экземпляр, один микробиолог, изучая уже книжные труды, установил, что этот жизнедеятельный организм был чрезвычайно полезен — в соответственно трансформированном виде, конечно, — для многих процессов, которые нужны человеку. Попробуйте, поищите теперь возбудителя возвратного тифа всей Вселенной!
Свенсен сжал с силой, которой трудно было ожидать в человеке столь щуплого телосложения, руку Барча. Тот посмотрел на собеседника. Его предупредили «коньке» знаменитого тюремщика.
— Нет микробов только вредных, — торжественно, словно с кафедры, произнес Свенсен, — как нет микробов только полезна Взгляды на микробов меняют и будут меняться, но микробы все, какие только существуют Земле и других планетах, должны быть под рукой у исследователя. Вот почему тюрьма микробов, или санаторий микробов, называйте, как хотите, я считаю гениальной идеей, надо отдать должное ее автору Карбышеву.
Барч с интересом выслушал эту тираду, хотя слово «одержимый» приходило ему раза два на ум.
— У нас немного бывает посторонних посетителей, — заговорил Свенсен совсем другим тоном. Поэтому каждый, кто проникает за эту стену, становится как бы экскурсантом. Если вы хотите…
— Разумеется, — оживился Барч.
— А именно?
— Чумной корпус, — сказал Барч твердо.
В чумной корпус их пусти без особых церемоний. Видимо считалось, что под куполом никаких микробов уже нет.
Широкий коридор вел в глубь здания. По обеим его сторонам виднелись узкие двери с надписями — черными буквами по желтому полю — названия разных видов чумы.
Свенсен остановился у одной из дверей.
— Вот, — сказал он. — Pestis mortis. Та самая.
Глубоко заинтересованный Барч переступил порог. К его удивлению, их выдерживали в промежуточной камере довольно долго, пока, наконец, лампочка на потолке не вспыхнула зеленым светом.
— Чего же вы опасаетесь? — удивился он. — Заноса бактерий из коридора? Но что можно занести сюда более опасного?
— Мы вообще против смешения бактерий, — возразил Свенсен. — Это искажает картину. Ведь, собственно, из-за этого и саму Pestis mortis долгое время не могли обнаружить.
Лаборатория имела самый обыденный вид. Простой стол с колбами и пробирками. Ряды термостатов у стены.
«Тут она», — подумал Барч, покосившись на аккуратные шкафчики.
Двое людей в таких же комбинезонах, как на Барче и Свенсене, но в белых масках, закрывающих лица, и в белых же перчатках работали за длинным столом.
Барчу вдруг захотелось, чтобы и у него на руках очутились перчатки, а лицо закрыла маска. Он взглянул вопросительно на Свенсена. Но этот энтузиаст микробиологии, видимо, пренебрегал верами предосторожности.
— Хотите взглянуть?
Свенсен подвел его к микроскопу, стоявшему на столе. Барч приблизил глаза к окулярам и вздрогнул: на светло-желтом фоне бульонной жидкости ворочалась огромная змея — правда, без головы и без утончающегося хвоста. Темное ее тело конвульсивно дергалось.
Свенсен тронул рычажок манипулятора, и Барч увидел, как к вытянутому туловищу приблизилось тончайшее острие ножа. Змея дернулась и подпрыгнула, но нож улучил момент и отрубил от змеи кусок. Затем быстрым, совсем неуловимым движением он рассек змею вдоль.
Автомат-оператор продолжал оперировать бациллу. Барч почувствовал что-то вроде тошноты. Ему приходилось много иметь дела с чудовищами, невидимыми невооруженным глазом, и наблюдать картины их страшного разрушительного действия — он не был трусом. Но эта увеличенная бацилла, словно готовая схватить охотящийся за нею нож, производила неприятное впечатление.
Должно быть, мужественные люди работали в этой лаборатории, вырабатывая средства защиты против болезни, которые пригодятся, может быть, когда-нибудь — кто знает! — при посещении другой планеты. Молчаливые люди в масках спокойно передавали друг другу пробирки с самой страшной смертью из всех существовавших когда-либо на Земле.
Свенсен вдруг спохватился.
— Пойдемте! — сказал он поспешно. — Наши временные маски на лицах и руках скоро выдохнутся.
Так, значит, пока они стояли в промежуточной камере, открытые части их тела были подвергнуты какой-то обработке! Барчу стало немного легче.
«Ну все», — с облегчением подумал он, когда лампочка на потолке выходной камеры загорелась зеленым светом.
Но радость его оказалась преждевременной. Выходная дверь оставалась закрытой. Прошла минута, и пол в камере тихо пошел вниз. Затем повторилось почти все то, что уже было при входе в тюрьму: обмывания, облучения, и, наконец, контрольные приборы объявили, что выход разрешается.
— Ну, а если бы? — спросил Барч.
