Сергей Синякин - Злая ласка звездной руки (сборник)
Корнелий только руками всплеснул. Да что с мальчишки взять? Дурак он и есть, самый настоящий дурак. Разве можно такое вслух спрашивать. Пусть даже ночью и у костра — нельзя таким вслух интересоваться. Пришьют государственную измену, распнут стремглав на столбе — на такой жаре долго ли выдержишь? Откуда только такие дерзкие и берутся!
Тем не менее взгляды легионеров обратились к Децимию. Капельки пота выступили на бритом лице легионера. Впрочем, кто знает, может, всему виной была ночная жара? Храброму ли воину бояться доносов?
— А вы, квириты, знаете, кто римский водопровод строил? — попытался отшутиться Децимий. — С одной стороны его строили те, кто на всадников клеветал, а с другой — те, кто эти сплетни слушал! — И Децимий натужно засмеялся, но остальные легионеры смеха не поддержали, а смотрели на Децим ия с ожиданием продолжения начатой беседы.
Децимий пожал широкими плечами.
— Мало ли что говорят! — неубедительно сказал он, но сам тон, которым воин произнес это, наглядно показывал, что видавший виды римлянин знает куда больше, нежели говорит и хочет сказать. — Ну, поговаривают, что из пустыни их всего трое вышло, — неохотно признался Децимий. — Трое из всего легиона. А с ними четверо иудеев и ещё какой-то прорицатель непонятной национальности.
Легат Пилата лично знал, а тут даже засомневался. Исхудал всадник, в лохмотьях непотребных, а главное — с евреями, вот уж что уму непостижимо! Понтий и чтоб с иудеями?[2] Неудивительно, братки, что легат его не признал.
Легату этот предсказатель смерть предсказал. Вижу её, говорит, в твоих глазах. Клянусь Юпитером, будет, говорит, эта смерть быстрой, неожиданной и безболезненной. И накаркал — на второй день легата молнией убило. Или у предсказателя на небесах покровители хорошие были, или сам легат чем-то Юпитера разгневал, только долбануло его, как египтянина какого… Кум бени вербо!
Сидящим у костра было понятно, почему не хочется Де-цимию что-то говорить во гнев богам. Долбанут молнией или болезнь какую по доброте своей нашлют, отмаливайся потом, бегай с дарами к весталкам, а простят тебя боги или не простят, тут бабушка надвое сказала.
— А Понтий? Говорят, он у принцепса на аудиенции был? Почему принцепс его в Иерусалим прокуратором направил?
— А бык его знает, — снова пожал плечами Децимий. — Может, те самые иудеи, с которыми он из пустыни вышел, Понтию и ворожили. Вроде бы сам принцепс сказал: если ты в пустыне с евреями общий язык нашел, то, значит, прямой путь тебе в прокураторы Иудеи.
— А иудеев куда? — поинтересовался кашевар, снова ловко пробуя варево из котла. Судя по тому, как он это делал, данное вмешательство в процесс приготовления пищи было последним и окончательным.
Народ у костра с жадным любопытством посмотрел на кашевара. Тот ещё раз попробовал варево и удовлетворенно кивнул. Взгляды легионеров снова обратились к Децимию. Не то чтобы людей судьба иудеев интересовала, все ждали, как Децимий выкрутится. Выходит, интересовался он судьбой нынешнего прокуратора Иудеи, раз такие тонкости знает.
— Да мне-то какое дело? — удивился Децимий. — В рабство, наверное, продали в Египет. Или в школы гладиаторские отправили. А прорицатель, говорят, целую кучу банума[3] всякого нажил, аргентарии в его кримене не переводятся… Ловок, говорят, скотина, объявил недавно, что в Галлии волнения будут, тут эти самые волнения и начались, словно он сам среди галлов недовольство сеял.
— У н-нас т-тоже один г-гаруспик был, — сказал Порт-виний Циск. — В-вытащит к-кишки из ч-черного к-козлен-ка, п-палочкой в них поковыряется и все к-как есть р-разло-жит. Б-без обмана у него в-все п-получалось, в с-самую т-точку он всегда п-попадал. Умный, с-сволота, к-как Аристотель. С-скажет, что Гней С-септимий Абиск в б-бою п-погибнет, з-значит, можешь и не д-дергаться, голову убережешь — в с-спину с-стрелу п-получишь!
Все замолчали. С востока встала огромная желтая луна, освещая равнину и пыльную дорогу. Длинные тени бродили по равнине. Разговоры о смерти навевали печаль и тоску.
— Хватит философствовать! — сказал кашевар, ловко подхватывая котел с бурлящим варевом двумя мечами. — Ишь Платоны с Диогенами выискались. Бочки вам не хватает! Давай к столу! Не греки, чтобы головы себе глупыми рассуждениями забивать!
Отложив споры, легионеры возбужденно и весело загомонили — дух от котла шел сытный и наваристый, тут уж действительно некогда было философствовать: как говорится, в большой фамилии… Дальнейшее поймет без перевода любой служивший в армии или бывший студентом, а то и просто родившийся в многодетной семье. Если и щелкал чем-то существенным по молодости лет, то быстро от этой пагубной привычки излечился.
А вставшая над миром луна заливала призрачным желтым светом окрестности Галилейского моря, выхватывая из тьмы пять фигурок, пылящих по дороге к Иерусалиму. Если в империи все дороги ведут в Рим, то куда они могут вести в Палестине? И будь наш слух, читатель, поострее, мы, несомненно, услышали бы, как один из пылящих по дороге путников говорит товарищу:
— Я тебе, Семен Зеведеевич, так скажу: души людские улавливать — это тебе, понимаешь, не сети в озере мочить! Тут, дружище, иная сеть требуется — информационная, жаль, что нет её у нас. Ну ничего, обойдемся без средств массовой информации. Будем, как говорится, сеять разумное, доброе, вечное… Научу я вас быть ловцами человеков.
Глава вторая,
Караван вошел в город Иерусалим через Навозные ворота. Миновав убогие лачуги ремесленников, караван свернул к Рыночной площади и, не добравшись до неё менее квартала, остановился у постоялого двора. Караван состоял из четырех усталых и оттого равнодушных к окружающему верблюдов, на которых громоздились тюки с поклажей, и пяти ишаков с сопровождающими караван торговцами и погонщиками. Дорожная охрана из поклоняющихся скарабею кочевников в город въезжать не стала. Получив от хозяина каравана оплату, кочевники хлестнули лошадей и исчезли в дышащей знойным маревом пустыне.
В Иерусалиме стояла жара. Нищие, просящие милостыню у ворот постоялого двора, так же напрасно искали тень, как безуспешно искали её жирные мухи. От жары мухам не хотелось летать, и они только ползали, тщетно пытаясь укрыться в складках лохмотьев, составляющих одежду нищих.
Верблюды тут же плюхнулись в пыль около постоялого двора и равнодушно смотрели на мир, пережевывая свою вечную жвачку. Оставив людей охранять товары, караванщики прошли на постоялый двор. Вели они себя довольно бесцеремонно, локтями в толпе работали усердно, но почтение к власть имущим и сильным мира сего сохраняли. Про таких обычно говорят, что жизнь их била и учила не на одной дороге и не в одном городе. Морды у караванщиков были хмурые, сразу было видно, что на дорогах Малой Азии им лучше не попадаться. Купить они у тебя ничего, конечно, не купят, но и с товарами тебя не отпустят.