Дмитрий Щербинин - Темный город
И только когда жесткая, словно каменная; холодная, словно сотканная из ветра рука уперлась ее в живот - она вынуждена была остановится. Перед Эльгой стоял уродливый карлик. Огромный горб поднимался выше головы, ноги были искривлены дугами; на ухмыляющейся его морде выделялся громадной, выгибающийся ниже подбородка нос из-под которого торчал одинокий желтый клык. Одет был карлик в бесцветное тряпье, и темно бурый, словно бы пропитанный кровью шутовской колпак, когда он заговорил, то голос его звучал, словно скрежет двух ржавых железок:
- А-а, и куда это собралась наша Эльга? Уж не в лес ли за хворостом?.. И кому мог понадобиться хворост - уж не матери ли ее?
- Да - действительно маме, а теперь, пожалуйста, дайте мне пройти.
- Ну нет, нет - нет так быстро...
Карлик усмехнулся, и тут Эльге показалось, что тьма сгущается еще больше: казалось, что вдруг пролетело несколько часов и наступили поздние сумерки. И тут сонное оцепененье оставило ее; она вскрикнула, попятилась - она узнала этого карлика. Это был Иртвин - шут владыки Ваалада, который жил в Большом Доме, и о котором не было не известно ничего, кроме того, что нет такой силы, которая могла бы с ним совладать; и нет ничего страшнее для любого жителя города, чем встреча с ним. Девушка хотела бежать, однако Иртвин намертво вцепился в ее руку, и вдруг рванул к себе с такой силой, что его уродливая морда оказалась прямо перед ее глазами.
- Значит, маму свою хочешь согреть?.. Что же ты молчишь, что дрожишь, словно ветка готовая упасть? Ведь она умирает, да? Умирает, умирает - по глазам твоим вижу, что умирает...
- Какое вам дело... Разве вы можете помочь...
- Я то? Нет - я не могу, а вот Ваалад может. Если ты придешь в его замок, если останешься там навсегда, тогда он продлит жизнь твоей матери ровно настолько, сколько бы прожила ты. Ну, что?..
Трудно было сопротивляться этому жесткому, холодному голосу, и больше всего хотелось закричать: "Да! Да! ДА!", но Эльга все-таки нашла в себе силы, и сдержалась. Она ничего не ответила, а карлик неожиданно смягчился он отпустил девушку, и заговорил совсем иным, вкрадчивым, почти добрым голосом:
- Ну, совсем не обязательно оставаться в замке Ваалада навечно. Достаточно лишь только отгадать три его загадки, и тогда и ты и мать твоя получат долгие, счастливые годы... Ну а нет - голова с плеч... Шучу, шучу я же шут. Конечно, мой господин никому не рубит головы...
- Могу я идти? - совсем тихо прошептала девушка.
- Нет, нет и нет... - усмехнулся карлик, и вновь перехватил ее за руку. Сейчас тебе будет задана первая загадка. Слушай внимательно. Я не буду говорить, как это важно - ты уже сама все знаешь.
Да - Эльга знала, чувствовала. Она несмела обернуться, но она знала, что там за спиною, из-за открывшейся двери ее дома (а за мгновенье до этого она слышала тяжелой скрип) - надвигается то, что было под лестницей. И теперь она знала, что это жуткое и есть Ваалад - теперь она знала, что эта жуть была не только под лестницей ее дома - она была во всех домах, она оплетала этот город, и от одного только осознания этого хотелось кричать, хотелось бежать... бежать прочь... она больше не пыталась вырваться, она смотрела прямо в непроницаемо темные глаза карлика, и боялась только того, что в этой непроницаемой темноте ненароком отразиться то, что приближалось к ней со спины. А карлик заговорил голосом, который подобен был ветру - леденящий, безжалостный впивался он в сознание - рокотал о том, что ее Эльги судьба давно уже предрешена, что нет никакого смысла сопротивляться.
- Он придет к тебе в темную пору,
Он, отравленный больше тебя,
И изгонишь ты бесов в нем свору,
И погибнешь, быть может, дитя.
Последнее слово он выдохнул с отвращением, так что ясно становилось, что то чувство, которое оно обозначало было ему больше всего ненавистно. И теперь он глядел на Эльгу с победной усмешкой. Эльга хотела была сказать, что - это вовсе и не загадка, но тут почувствовала, что знает ответ. Там, в глубинах своих кошмарных сновидений слышала она это причудливое имя, и теперь вспомнила, и теперь выдохнула его ни о чем уже не думая, но просто чувствуя, что еще мгновенье, и то, что было за ее спиною поглотит ее.
- Михаил!
Карлик отдернулся, передернулся весь, словно его кипятком ошпарили. Он аж весь потемнел и еще больше сжался от злобы, заскрежетал своими клыками. Он отпустил руку Эльги и пятился все дальше и дальше по улице, хрипел:
- Откуда ты знаешь?.. Ты же не должна этого знать, не должна, не должна... Проклятая ведьма!.. Ну, ничего - у Ваалада еще две загадки. Он все заберет тебя. Слышишь ты - даже и не надейся, что тебе удастся отгадать их! И не мечтай!..
Все это время он пятился спиной, и вот, не оборачиваясь, шагнул в проход между домами, растворился в провисшем там ледяном мареве. Еще несколько мгновений Эльга простояла в оцепенении, а потом бросилась бежать, и бежала столь стремительно, как никогда еще не бегала. Она из всех сил и едва сдерживая крик, прорывалась все вперед и вперед, и все не смела оглянуться. И бежала она до тех пор, пока не споткнулась о корень, пока не повалилась на темную, промерзшую, местами присыпанную снегом землю. Она уже была в лесу, а ведь даже и не заметила, как оставила позади город, не заметила и как долго бежала - ведь ужас заполонил ее рассудок. Но теперь, судя по тому, какой болью отдавались ноги, судя по тому, как стремительно сгущались тени, понимала, что бежала очень-очень долго.
- Да что же это я... - прошептала она, выдохнула плотные белые клубы. ...Я же до ночи не успею выбраться. Ночью в лесу остаться - это же верная смерть. А мама моя - как же она без меня, без хвороста...
Она огляделась по сторонам, и поняла, что никогда не заходила так далеко. Возможно, что никто из жителей города не заходил в такие дебри. Кругом поднимались многовековые темные стволы - все изогнутые в своей нескончаемой агонии, все источающие такую боль, что она чувствовалась в воздухе, давила, к земле пригибала. Уныло завывал, раскачивая кроны, ветер. Еще кто-то жалобно и жутко стенал, но эти стенания раздавались совсем издалека, и даже непонятно было, с какой стороны.
- Так, так, так... - прошептала Эльга. - Теперь я должна набрать хоть немного домой. Скорее, скорее...
Она стала было поднимать леденящие даже через варежки ветви, но тут почувствовала, что уже не сможет набрать и малую вязанку, и домой не сможет вернуться - сон, сон который она столько ночей уже отгоняла теперь, после последних волнений, окончательно ею овладел, и не было никаких сил сопротивляться ему. Она медленно опустилась на колени - глаза слипались, и уже ничего не было видно. И последней мыслью было: "Михаил... Кто же он, Михаил?.. Какое странное имя... Михаил... Михаил... Михаил..."
