Людмила Козинец - Десантник
И вдруг Ант почувствовал, что страшно устал. Что ему не нравятся тренировки, которые запросто можно обозвать провокацией. Что ему вообще представляется сомнительной вся система тренировок.
Надо сделать так, чтобы десантник вообще не думал о возвращении. Чтобы заведомо знал, что вернется. Тогда будет работать спокойнее и эффективнее. А то мыслишка "выжить, выжить" весьма ощутимо парализует волю к действию.
Нет, тут что-то не вяжется. А кстати, почему курсантов посылают в симулятор под гипноблокадой? Зачем обязательно нужно полное ощущение реальности происходящего?
Ант зашагал по комнате, соображая, помогло бы ему сознание того, что все это игра, из которой он выйдет цел и невредим, или помешало бы. И рассмеялся с облегчением - конечно, помешало бы! Значит, все-таки десантник обязан заботиться о собственной шкуре, как о средстве донести информацию до Земли. Но ведь информацию можно просто передать... При этой мысли Анту стало немного жутко. Тоже еще, камикадзе нашелся. И вообще, чего он мучается? Не такие умы учреждали Корпус и его учебную программу. И не один день думали. Ясно: десантник должен сработать четко, по возможности оставшись в чужом мире невидимкой, и обязан вернуться. Но... лично он провалил уже два зачета. И что теперь?
Это выяснилось через час в тихой и неприятной беседе со старшим инструктором курса. Анту порекомендовали приискать себе занятие по основной специальности. Ант особенно и не возражал. Он сказал только:
- И все-таки что-то здесь неправильно. Эта мысль "выжить" подавляет, понимаете? Скажите, ведь ломались на этой мысли?
- Бывало. Ломались.
- Так что же, трусов воспитываете? Вы же не будете отрицать, что бывают ситуации, когда нужно просто умереть. Когда сделать уже ничего нельзя и остается лишь достойно умереть. Ничего страшного я в этой мысли не вижу.
- И очень жаль. Согласен, может быть, мы перегибаем палку. Но это только для того, чтобы ее выпрямить. Мне герои не нужны. Мне работать надо. Я должен быть уверен в своих людях. Железно уверен. Я должен посылать вас в пекло и знать: сработаете, вернетесь. И поскольку от меня это зависит, я на выстрел не подпущу к космосу людей с мечтами о героической гибели. Ясно?
- Да нет у меня такой мечты. Я тоже жить хочу.
- Не умеешь ты жить. И мы научить не сумели. Так что...
- Да понятно. Но мне это все не нравится. Я пока не могу объяснить. Мне кажется, что вы в принципе неверно готовите десантников.
- Даже так?
- Даже. И я докажу. Только мне надо подумать.
- Думай. Будем весьма благодарны, если додумаешься. Ты же знаешь, у нас существует и экспериментальная группа. Я ведь не настаиваю категорически, что мы тут боги и все делаем правильно. Делаем, что можем. Так сложилось на практике. Теория отстает. Но пока что я на своих десантников не обижался.
- И что же - все возвращались?
- Не все...
- А вы их из Корпуса отчисляли - посмертно...
- Знаешь что? Иди-ка ты... думать.
- Есть...
Вот так и расстался Ант с Корпусом Десантников. Не он первый, не он последний. Только Ант решил додуматься.
В Корпусе о нем скоро забыли. Да и помнить было особенно нечего. Иногда, впрочем, приползали далекие усталые слухи, которые издыхали на пороге Корпуса. Десантники слухи презирали.
Прошло несколько лет.
И однажды утром Ант вернулся. Ему пришлось довольно долго объяснять, что он именно Ант; знавшие его ранее с трудом соглашались опознать в сухощавом, седом и дочерна загорелом мужчине бывшего своего курсанта. А перемены в этом человеке поражали. И, в первую очередь, его инструктор отметил полное отсутствие мимики, почти машинную точность и завершенность каждого движения.
Ант очень коротко рассказал о себе. Биолог. Работает в лаборатории, занимается проблемами выживаемости и адаптации. Последние годы провел в горах - отсюда и необычный загар. Жизнью доволен. А потом возникла неловкая пауза. Инструктор попытался ее замять с помощью испытанного средства - чашки кофе, но Ант жестом отказался и неожиданно попросил:
- Пустите в симулятор.
Офицеры переглянулись. В конце концов они ничем не рисковали все-таки десантная подготовка у парня была. Да и просил он как-то необычно - твердо, вызывающе. Инструктор припомнил угрозу Анта додуматься, посмотрел на него внимательно и пригласил дежурного медиколога. Через пять минут карточка врачебного допуска легла на стол оператора.
...Человек вырвался из фашистского концлагеря, спрятавшись среди трупов и притворившись мертвым. Стеклянно неподвижны были его глаза, почти не билось сердце, закоченело в неподвижности тело. Трупы замученных, истерзанных, умерших от голода, болезней, безнадежности людей швыряли, как бревна, на скрипучие дроги. Швыряли равнодушно, даже не обшарив напоследок, даже не замечая, что среди мертвых вчерашний напарник по зондеркоманде. И так же равнодушно стояла маленькая лошадка. Ее тело, длинные ресницы, гривка все гуще покрывались курчавым инеем. Лошадка дремала. Наконец, повинуясь шлепку вожжей, она пошла, кажется, даже не проснувшись. Не в первый раз, и не в десятый старик возчик из цивильных сопровождал скорбный страшный груз. Недалека была дорога - от лагерных бараков до ненасытных рвов, куда сваливали трупы. И возчик брел знакомым путем, часто оглядываясь на дроги, шепча молитву, комкая в руках шапку. У ворот лагеря его неожиданно задержали. Худой охранник, с зеленоватым, забрызганным веснушками лицом, несколько секунд рассматривал старика, лошадку, дроги. Потом, ни слова не говоря, закинул за спину автомат, нехотя поднял с земли лом и побрел к дрогам. Скользнул взглядом по изломанным смертью и морозом телам, лениво размахнулся ломом... Ткнул наугад несколько тел, неправдоподобно легко пробивая грудные клетки. На третьем ударе лом прошел сквозь сердце Анта...
Инструктор и оператор разом перевели дыхание и переглянулись. Оператор пожал плечами и потянулся отключить симулятор. Но его руку придержал медиколог. Индикаторы не фиксировали смерти Анта. Зеленый глазок пульсировал, отмечая дыхание - медленно, но ритмично сигналил: "Жив! Жив!".
Напряженно приникли к экранам контроля трое - инструктор, оператор, медиколог. У медиколога мелко тряслись пальцы.
...Трупы свалили в ров, у которого мерзла и кляла собачью службу редкая охрана. Колючий снежок сеялся, припорашивая тела - их нельзя было закопать: земля застыла до железного звона. По весне, по оттепели засыплют их известью, и бульдозер прикроет нечеловеческие деяния людей. А пока и в смерти нет приюта и покоя мученикам.
Ночью Ант вздохнул глубже. Еще... и еще раз. Он отладил дыхание, переждал становление работы сердца, в котором уже затянулась пробитая ломом дыра. Кровь быстрее заструилась в сосудах, согревая и оживляя тело. Восстанавливались порванные безжалостным железом ткани, разбитые кости грудной клетки. Одновременно Ант перестроил зрение на ночное видение. И наконец он выполз из-под трупов, на мгновение замер на бруствере рва. Тихо... И Ант исчез, прикрытый мутной муторной метелью.
