Эрик Симон - Беседы в пути
дию, и после каждого нажима страница на экране сменялась следующей.
- Послушай, - обернулась она к мужу, - а ты не знаешь, что там за история, с этим Робином Гудом?
Карел отложил в сторону теоретическое исследование о направленных мутациях у кониферов. Со стола упала при этом другая книга; сервомат активировался, поднял ее и вернулся на свое место в стенной нише.
- Представления не имею, - сказал Карел. - А в чем дело?
- Да нет, так, ничего, просто подумалось... - Она приостановилась, размышляя, надо ли опять начинать все сначала. - Это было вроде того, как недавно... ну ты ведь помнишь, когда малыш явился с тем стихотворением, о мигающих звездах... да ты знаешь, о чем я. Когда он спросил, как это звезды могут мигать.
- Мне казалось, что я ему все объяснил, - чуть недовольно произнес Карел.
Она опустила плечи и кивнула устало; она понимала, что нет, в сущности, никакого смысла опять ворошить прежнее.
- Да, - сказала она, - ты объяснил ему, что происходит с переменными звездами: изменение блеска и тому подобное.
- Совершенно верно, - подтвердил он и хотел снова приняться за тетрадь с заметками своего коллеги Гюнтера, без сомнения, прямо околдованного этими кониферами, как видно, его давнишним хобби. "Наверное, удалось бы провести по меньшей мере одну серию опытов с семенами и полученными из них саженцами, - думал Карел. - Досадно, что нельзя высеять облученный семенной материал в парке; времени хватило бы вполне... да нас туда, конечно, и близко не подпустят, места-то ведь совсем нет. И что только Гюнтер себе возмечтал..."
- Не надо было этого делать. Так не надо было, - не успокаивалась Света.
- Да уж, не очень удачно вышло. Я и сам знаю, что в стихотворении говорилось вовсе не о переменных, а о самых что ни на есть обыкновенных звездах, и о рассеянии световых лучей в земной атмосфере я тоже сообразил. После. Ну и что? Здесь одно объяснение стоит другого. Мальчуган видел звезды только на телеэкране, и там они не мигают. Но ты это знаешь, в конце концов, не хуже меня. И я не понимаю, к чему весь этот сыр-бор.
- Дело не в этом одном объяснении. Но я не хочу, чтобы у мальчика сложилось искаженное представление о Земле. Сегодня вот опять эта история с лесом. "Настоящий лес", - сказал он. А ты понял, как он его себе представляет? Вроде парка, только побольше. "В сто раз больше", - говорит он, и для него это уже невообразимо много. А ведь ни один человек не назовет лесом кучку деревьев, будь их хоть в тысячу раз больше, чем в парке. Я имею в виду - если он знает, что такое настоящий лес.
- Вот именно, - сказал с ударением Карел. - Если он знает, что такое настоящий лес. Рауль не знает, и что же? Не думаешь ли ты, будто человек, не видевший леса, хуже того, который видел? Но ведь это абсурд! Даже и на Земле были времена, когда иные из горожан в глаза не видали леса, ни разу в жизни не выбирались за пределы своих городков. Но мы уже столько раз говорили о том, что нет никакого смысла цепляться за вещи, которые теперь все равно далекое прошлое. И тем более это относится к мальцу. Пойми же, вот этот вот корабль - его обычная среда, и нет никаких причин для того, чтобы ему здесь было плохо. А часто ли, кстати сказать, ты думаешь о Земле? Может, каждый день? Или каждый час? - Он говорил негромко, но настойчиво, как и всегда, когда речь заходила об этой стороне их жизни.
Света хотела что-то ответить, но передумала. В самом деле, не впервые слышала она этот аргумент, да и Карел был прав: разлука с Землей не отзывалась той болью, о какой она со страхом думала иногда вначале, в первые годы полета. Воспоминания потихоньку бледнели, и заботы дня связаны были с кораблем.
- И все-таки Земля наша родина, - сказала она, и ее "все-таки" было ответом на его вопрос. - Я не хочу, чтобы наш сын считал своей родиной корабль, всего лишь металлический осколок, не хочу, чтобы Земля и человече
ство стали для него пустыми абстракциями! Не хо-чу! А человечество? Знаешь ли ты, что для него такое - человечество? Это мы здесь, наши полторы сотни экипажа. Конечно, ему известно и о тех, на Земле, но что с того? Он не знает ни одного из них, для него они лишь имена. Будто все они давным-давно умерли, будто их уже больше нет, не существует, а может, и не было никогда. Им просто нет места в его мире.
- Верно, потому что его мир-этот корабль! Мы уже тысячу раз толковали об этом, и ничего нового все эти копания и разговоры не принесли. Да, мир Раулянаш корабль. А чего ты, собственно, хочешь? Чтобы он рвался к чему-то, возможно даже - тосковал и горевал о чем-то, что ему так или иначе доведется увидеть не раньше, чем через энные десятки лет? Зачем? Для чего? По временам я даже спрашиваю себя о том, не лучше ли было бы вообще, если б он не натыкался беспрестанно на наши воспоминания о Земле? Так ему недалеко и до ощущения, будто его ограбили, обделили в чем-то, и все только из-за того, что мы придаем этому обстоятельству непомерно большое значение и без нужды лишний раз сосредоточиваем на нем его внимание. Только понапрасну запутываем детей.
- Как хочешь, а мне от всего этого не по себе. Иногда... Что будет, когда мы вернемся? Как ему найти себя и свое место на чужой для него Земле, с которой он ничем не связан? Не останется ли тогда родиной для него корабль? Понимаешь, я не хочу, чтобы он горевал тогда об утраченном мире, в котором до неба можно добраться с помощью лестницы. Парк на первом уровне - пятнадцати метров высотой, в остальных уровнях не будет и трех. Для нас корабль - всегда и только - средство передвижения, пользуясь которым горстка людей отправилась в путь. Да, мы обвыклись и тут, и все же для нас здесь не дом. А вот как насчет наших детей? Замечаешь ли ты, как далека для них Земля? А корабль - не маловата ли чуточку такая родина? И не маловат ли чуточку экипаж для человечества^
- А исследователи, которые шли на многолетнее заключение, чтобы проверить возможность работы в изоля
ции? Подумала ли ты и о них? Таку Исихара четыре года прожил с семьей на старой космической станции, без каких-либо контактов с другими людьми, даже без радиосвязи. И там не было парка, не было бассейна, щедро оснащенных лабораторий... Разве они жаловались? Не работали разве изо всех сил? Или, может быть, в течение этих четырех лет худо воспитывались дети? А они находились там всего только вчетвером! Но и для четверых там не было по-настоящему достаточно места: ты прекрасно знаешь, что представляла из себя старая космостанция. Да как же нам тут жаловаться?!
И это он также говорил не раз... Света знала, что он прав, но не менее хорошо знала она и то, что будет сомневаться в этом, опять и опять сомневаться в этом. Карел продолжал:
- И для них это был действительно всего лишь эксперимент, им было известно, что четырехлетнее добровольное заточение не имеет другого смысла, кроме проверки собственной их реакции на него. У них не было цели. - А у нас?
