Джон Кэмпбелл - Лунный ад
Правда, первоначально свое жизненное предназначение он видел исключительно на поприще науки, вследствие чего и поступил в Массачусетский технологический институт – Мекку будущих инженеров, славу которого лишь много позже взялся оспаривать выросший на еще не так давно Диком Западе Калифорнийский технологический, в просторечии именуемый попросту Калтехом. Правда, МТИ Кэмпбел все-таки не закончил – трудно сказать, почему: он перешел в университет Дьюка, расположенный в Дареме, в Северной Каролине, где и получил в конце концов вожделенный диплом инженера-физика. Однако эдисоновско-эйнштейновский мир не спешил раскрывать ему объятий. Пришлось довольствоваться малым: Кэмпбел сменил несколько профессий – вплоть до агента по торговле подержанными автомобилями, – а наивысшим его достижением на научной стезе оказалась должность лаборанта в химической компании.
С подростковых лет он много читал – и прежде всего научно-фантастические повести и рассказы, публиковавшиеся в те годы исключительно в специализированных журналах (практика книжных изданий НФ сложилась в Соединенных Штатах намного позже, в конце сороковых – начале пятидесятых). Мало-помалу чтение привело к попыткам и самому излагать на бумаге теснящиеся в голове истории – ситуация, во многом типичная для начинающих писателей. Правда, иных этот синдром «а чем я хуже?» приводит к едва ли не клинической затяжной, а то и пожизненной графомании – особенно в случае, если хоть один опус удается-таки опубликовать. К счастью, наш герой оказался не из их числа.
Свой первый рассказ, который он счел достойным предания гласности, – «Захватчики из Бесконечности», – Кэмпбел послал в журнал «Эмейзинг сториз» еще в 1929 году, когда ему едва исполнилось девятнадцать. Увы, тамошний редактор Томас О'Конор Слоан умудрился потерять рукопись (по собственному опыту свидетельствую: подобное случалось не только тогда и там). В итоге первой публикацией писателя явился лишь следующий рассказ – «Когда сплоховали атомы», причем уже в следующем году.
В начале тридцатых умами американских любителей НФ властвовал плодовитейший и неиссякаемый на выдумку Эдвард Элмер Смит, более известный под именем Док Смит – признанный мастер жанра, получившего название «космической оперы». Его роман 1928 года «Космический жаворонок» явился первым произведением, описывающим полет не только за пределы Земли, но и за границы Солнечной системы, в глубь галактических пространств, и открыл целую серию продолжений («Космический жаворонок-3», «Космический жаворонок Валерона» и др.). Собственно, распространяться о Смите не имеет смысла, поскольку в последнее десятилетие некоторые его романы (в частности, из цикла о «ленсменах» – Людях Линз) были у нас переведены, и вы сами либо уже имеете, либо без особого труда можете получить представление о творениях этого патриарха. Да и вообще, разговор о Доке Смите я завел лишь потому, что юный Кэмпбел, согласно общему мнению, очень быстро начал, как говорится, «дышать ему в затылок» – не в отношении плодовитости, разумеется, но по степени популярности.
Уже в 1930 году появился кэмпбеловский роман «Прохождение черной звезды», как и все прочие, первоначально представлявший собой нечто вроде серии новелл, публиковавшихся в нескольких номерах журнала, и лишь двадцать три года спустя обретший вид книги. Годом позже за ним последовали «Космические острова», на следующий – «Захватчики из бесконечности» (не та, утерянная рукопись, а совершенно новое произведение под тем же названием). Впоследствии, в 1973 году, все они уже посмертно были объединены «Антологией Джона Кэмпбела». В этих произведениях герои раз за разом вовлекались во все более масштабные галактические битвы, последовательно применяя супротив супостатов все менее вероятное, но все более мощное и всесокрушающее оружие.
Не хуже был принят читателем и роман 1934 года «Всесильная машина». Однако три его продолжения, описывающих дальнейшие похождения героя, Аарга Манро, были отклонены редактором журнала «Поразительная научная фантастика» («Эстаундинг сайнс фикшн») Ф.Орлином Тримейном, и лишь полтора десятилетия спустя увидели свет в авторском сборнике 1949 года «Невероятная планета».
Однако Кэмпбела не удовлетворяла перспектива войти в историю исключительно в качестве творца «космической оперы». Свято верующему в безграничные возможности науки, ему, – пользуясь все той же религиозной то ли метафорой, то ли аналогией, – нужно было не только сочинять уличные мистерии, но и писать псалмы и гимны. То есть, попросту говоря, серьезную или, как ее порой называют, «твердую» научную фантастику – ту, про которую впоследствии говорят: «она предсказала... предвидела... предрекла». Именно тогда он впервые сформулировал тезис, согласно которому НФ следует расценивать как литературное средство сродни самой науке: «Научная методология включает предположение, что хорошо построенная теория должна не только объяснять известные явления, но и предсказывать явления новые и еще не открытые. Научная фантастика пытается делать примерно то же самое – в художественной форме воплощает, какими могут быть результаты этой самой хорошо построенной теории, когда они применены не только к технике, но и к человеческому обществу».
Вот только – этого ли ждут от явного последователя Дока Смита? Ведь в искусстве залог успеха нередко кроется в стопроцентной узнаваемости – нужно, чтобы с первых же строк текста, даже если читателю достался томик без обложки или журнал с вырванной страницей, ему стало ясно: это имярек, и никто иной... Где же выход? И вот, задолго до того, как Генрих Альтшуллер (в фантастическом миру – Генрих Альтов) сформулировал первые постулаты своей теории решения изобретательских задач, в просторечии именуемой ТРИЗом, Кэмпбел применил один из тризовских приемов, а именно «принцип разделения в пространстве». Если писать «космическую оперу» и «твердую» НФ одному и тому же автору не к лицу, то почему бы не делать этого двум разным писателям? При условии, разумеется, что оба будут являться ипостасями Джона Вуда Кэмпбела-младшего.
Так родился в 1934 году еще один фантаст, нареченный Доном А.Стюартом.
Надо сказать, американцы вообще пользуются псевдонимами гораздо шире, нежели мы. Причин тому несколько. С одной стороны, англосаксы, похоже, начисто лишены свойственного славянскому мифологическому сознанию полумистического ощущения нерасторжимости магической связи имени с его носителем – не случайно смена имени не считается в Соединенных Штатах преступлением и никоим образом не свидетельствует о каких бы то ни было злокозненных намерениях. Раньше дело с этим обстояло и вовсе просто; сейчас, со всеобщей бюрократизацией жизни, существовать под чужим именем стало гораздо труднее, поскольку это означает лишиться номера социального страхования, осложнить взаимоотношения с налоговым ведомством et cetera. Но, причиняя себе множество неудобств, человек тем не менее в конфликт с законом при самовольной смене имени не вступает. С другой стороны, писатель, живущий в обществе, даже исповедующем религию искусства, но все-таки не столь литературоцентричном, каким до самого недавнего времени было (и, думается, в глубинах общественного бессознательного по сей день остается) наше, не столь дорожит формальным авторством, ему не свойственна жажда полным именем подписывать каждую страницу текста, словно это полицейский протокол. Подавляющее большинство фантастов пользовалось многими псевдонимами, что, кстати сказать, нимало не мешало им впоследствии объединять все плоды своего творчества уже под собственным именем. Так что Кэмпбелл просто явился в этом отношении то ли первооткрывателем, то ли одним из первопроходцев. Впрочем, закладывать традиции ему было написано на роду...
