Брайан Олдисс - Весна Гелликонии
Глубоко заинтересовавшись взаимным влиянием деловых отношений, экономики, идеологии и религии, я написал роман «Жизнь на Западе», глубоко затрагивающий данные тематики, по отношению к которым я, тем не менее, оставался сторонним наблюдателем. Почувствовав, что этот роман воспринят с достаточным интересом, я загорелся надеждой написать нечто подобное большего масштаба.
Таким образом, сначала была изобретена аллегория, в которой три главных способа власти воплощены тремя континентами Гелликонии. На мое счастье, эта схема вскорости ушла сама собой — но после того как большая вода схлынула, три континента остались — Кампаннлат, Геспагорат и Сиборнел.
К этому времени на поверхность поднялись творческие инстинкты, отодвинув на задний план инстинкт логического рассуждения. Противоречивые побуждения, которыми наполнен наш разум, как представляется, способны принимать самые удивительные сочетания. Население целой планеты вдруг проявилось из тьмы небытия, шурша своими странными одеждами. Удивительный процесс созидания, действующий словно бы независимо от автора, представляет собой одно из высших наслаждений писательского ремесла.
Таким образом, мне предстояло выдумать историю. Даже три истории.
У меня уже были основные идеи, когда я понял, что намереваюсь вывести на страницах довольно большое количество действующих лиц.
То, чего мне никак не удавалось сначала вообразить, это как должна выглядеть растительность Гелликонии.
Я был в тупике. Мои три главных советчика, Том Шиппи, Иэн Николсон и Питер Каттермоул, потрудились на славу, набив мне голову филологическими и космологическими сведениями. И все равно никакими усилиями не вырисовывалось в сознании, каким должно было быть дерево Гелликонии. Если смогу вообразить дерево, говорил я себе, то тут же смогу нарисовать, отталкиваясь от этого, всю двойственную биологическую систему, которую я — мы — задумали изобразить.
Однажды в 1980 году я отправился из Оксфорда в Лондон, чтобы принять участие в очередном заседании Британской ассоциации научной фантастики. Время близилось к вечеру, когда поезд подъехал к электростанции вблизи Дидкода. Проезжая здесь с женой, мы часто любовались градирнями электростанции; разве не были они прекрасны, в определенном смысле и с определенного расстояния?
Разве нет своеобразной красоты в промышленном пейзаже? Джон Ките наверняка сумел бы найти в этой картине свою «вечную отраду».
В тот вечер солнце уже почти зашло за горизонт и освещало градирни сзади. Из их жерл к подсвеченному остатками заката небу поднимались огромные клубы пара. Градирни и пар составляли единое целое, темные на светлом фоне.
Да! Вот передо мной деревья Гелликонии!
Градирни, эти цилиндрические конструкции с узкими, словно перетянутыми корсетами, викторианскими талиями, были стволами. Вздымающиеся, плывущие и растворяющиеся в воздухе клубы пара — раскидистой листвой. Такая листва появляется на стволах только в определенное время года.
Это было мгновение необходимого мне озарения. С того момента я и начал писать этот научно-фантастический роман. Среди множества персонажей, с которыми мне пришлось иметь дело, наиболее симпатичной мне была Шей Тал, сумевшая доказать силу науки на Рыбьем озере; красавица-королева Лета, МирдемИнгалла; молодой Лутерин; а в особенности ледяной капитан Мунтрас, занятый делом, которое когда-то было в чести и на нашей Земле, в эпоху до холодильников, доставляющий на продажу то, что одни проклинают, а другие славят.
Целая череда образов развернулась из одного названия — Гелликония, подобно тому, как вся вселенная некогда образовалась из единого первородного атома. Принцип тот же самый. Во второй книге это отражено особенно ясно. Закончившийся поражением поход через леса Рандонана, леса великих дождей, в единое мгновение взметнувшихся в небеса, через то, что ныне представляется вечным, а раньше, несколько поколений назад, было лишь горстью орехов и семян.
После того как был написан и опубликован третий том, мой пышущий энтузиазмом друг-издатель Том Марчлер как-то пригласил меня выпить и спросил:
— В двух словах, о чем твоя «Гелликония»?
Я смог только пожать плечами.
— О переменах погоды… — наконец ответил я.
Большая часть романов о современности как правило отягощена ностальгией. Возможно, что одна из причин того, почему некоторые избегают фантастики, как и любви к ней другой части читателей, связана с тем, что фантастические романы целиком свободны от яда этого вечного желания оглянуться назад. Фантастика — это всегда взгляд в будущее, даже тогда, когда фантастика несет с собой предчувствие плохого.
Фантастическая литература являет собой дальнейшее расширение каких-либо тенденций текущей эпохи. Она занимает диапазон от дешевых романов в бумажных обложках до почетного места среди иных, более высоких форм культуры, иногда признанная, иногда нет, от поп-культуры до роскошных опер. Любопытно, что действие большинства научно-фантастических романов происходит вне пределов Земли, где-то весьма и весьма далеко. Часто острые жала критики вонзаются в тела несуществующих мистерий.
Вот перед вами еще одна история, основное действие которой происходит за тысячи световых лет от Земли. Тем не менее содержание ее лежит к земным проблемам значительно ближе.
Специально для издания трех романов под одной обложкой я написал несколько приложений. В приложениях представлены главные направления развития сценического действия, как это принято для настоящей драмы. Драма будет прочитана и, надеюсь, доставит удовольствие; приложения же удовлетворят дополнительное любопытство.
Брайан Б. Олдисс, 1996
Мой дорогой Клив,
Вот эта книга перед тобой. Семь лет минуло с тех пор, как я впервые задумал этот роман. Эта книга, из трех романов, опубликована как раз в тот год, когда мы оба разменяли новый десяток лет, и твой возраст составил ровно половину моего.
Как-то раз, прогуливаясь по садику Зилари и размышляя над тем, какую фразу или оборот лучше применить здесь или там, я вдруг спросил себя, почему отдельные люди, составляющие в целом человечество, так долго и так тесно общаются друг с другом — и все равно разобщены? Возможно, этот фактор изоляционизма имеет нечто общее с тем, что заставляет нас, как вид, существовать отдельно от всей природы? Возможно, что мать-Земля, с которой ты столкнешься на страницах этого романа, не так уж хороша и весьма далека от идеала. Но как всякая настоящая мать, она обременена своими заботами — конечно, космического масштаба.
