Алексей Евтушенко - Мальчик и облака
Телевизор он не любил и смотрел его крайне редко. То, что происходило в глубине висящего на стене экрана, чаще всего не имело ни малейшего отношения к его мыслям и чувствам.
— «В джазе только девушки», — сказал Сергей Борисович. — Отличная комедия. Ее сняли, когда я только-только родился, но она по-прежнему хороша. Видел?
— Несколько раз, — вздохнул мальчик. — Ничего, Сергей Борисович, не беспокойтесь, я постараюсь не очень скучать.
И он улыбнулся врачу своей самой обезоруживающей улыбкой.
Успокоенный, врач вышел, осторожно прикрыв за собой дверь, а мальчик немного повернул голову, чтобы было удобней, и стал смотреть в окно на небо и облака.
И тут же он услышал, как заволновалось в груди сердце, потому что за окном, в небе, снова творилось то, что он видел позавчера, три дня назад и на прошлой неделе.
Впервые, когда это произошло, он просто в очередной раз подивился тому, что может сделать с облаками ветер и собственное воображение. Потом удивился уже по-настоящему. Позавчера, когда это случилось в третий раз, ему стало тревожно и немного страшно. А сегодня… Он еще не успел разобраться полностью в своих чувствах, но почему-то ему казалось, что все происходящее сейчас на небе касается его самым непосредственным образом. Что это уже не просто таинственный шепот раззадоренного мечтами и фантазиями подсознания (мальчик читал не только фэнтези и знал, что такое подсознание), а прямое указание каких-то неведомых ему сил. Указание, к которому лучше прислушаться (или, если угодно, присмотреться), если не хочешь потом считать себя глупцом и неудачником до самой смерти. А происходило в небе следующее.
Из-за дальних холмов, тех самых, на которых прошедшей весной незнакомая ему девушка собирала луговые цветы, сначала медленно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее выползали два облака, а чуть погодя вслед за ними появлялось и третье.
Два воина на боевых конях и рядом с ними — еще один. Оседланный, но без всадника. Два богатыря.
Оба в остроконечных шлемах, латных рукавицах и тяжелых кольчугах (воображение почему-то дорисовывало ему именно кольчуги, а не какие-либо иные доспехи), с большими круглыми щитами, притороченными к седлам, длинными мечами на левом боку, мощными луками и колчанами, полными стрел, за спиной. Фигуры коней и всадников приближались, становились все больше и больше — так, что мальчик различал уже густые усы и бороду одного и тревожно нахмуренные брови другого.
Они остановились, как только копыта их коней коснулись вершины холма, и тот, кто был чуть выше ростом и крупнее, так же как в прошлые разы, посмотрел прямо на мальчика, вытянул правую руку и махнул ею, приглашая к себе.
— Этого ведь не может быть, правда? — мысленно произнес мальчик, обращаясь неведомо к кому. — Это всего лишь облака. Очень причудливые, но — облака. И что с того, что они уже четвертый раз приходят ко мне в одном и том же облике? На свете еще и не такое случается. Но даже если бы… если бы они действительно звали меня к себе, то…
— Я не могу, — прошептал он, глядя попеременно в глаза то одному всаднику-воину, то второму. — Я не могу подойти к вам. Я болен и почти не способен шевелиться. Мне очень хочется добежать до холмов, взобраться по склону на вершину и отправиться с вами туда, куда вы меня зовете, но… Я не знаю, как это сделать.
Он первый раз заговорил с облаками. Раньше он просто лежал и смотрел, дивясь на это чудо природы Но сегодня… отчего-то ему показалось, что облака-всадники, так похожие на двух сказочных русских богатырей (но почему их двое? почему нет третьего, и только оседланный конь идет рядом с ними в поводу?), больше не появятся, что этот, четвертый раз — самый последний, и поэтому надо сделать хотя бы попытку… Попытку чего? Понять? Заговорить? Он не знал.
Первый богатырь снова сделал приглашающий жест и показал на оседланного коня.
— Я не могу, — снова прошептал мальчик и почувствовал, что вот-вот заплачет. — Я, наверное, скоро умру, и я… я очень хочу к вам, но разве вы не видите, что я не могу? Помогите мне. Пожалуйста.
Всадники переглянулись, словно обмениваясь мыслями, и мальчик отчетливо увидел, как тот, кто приглашал его, утвердительно кивнул головой.
И тогда второй богатырь неожиданно привстал на стременах, вытянул руку вверх и поймал маленькое, похожее на лохматый колобок облачко. Подержал, словно взвешивая и примериваясь, и вдруг, широко размахнувшись, бросил его прямо в раскрытое по случаю погожего летнего дня окно палаты.
— Это ты его нашла? — спросил Сергей Борисович.
После спешного подъема на вершину холма он запыхался (годы, годы…), и теперь слова давались ему с трудом.
— Я, — кивнула девочка.
На вид ей было не больше двенадцати-тринадцати лет — веснушчатая и голубоглазая, в простеньком ситцевом платье и венком из полевых цветов на густых русых волосах, она будто сошла с картины какого-то очень знакомого — нет, не вспомнить сейчас фамилии! — русского художника девятнадцатого века, да так и осталась здесь, в веке двадцать первом. — Давно?
— Час назад, — сказала девочка, мельком глянув на электронные часы в своем мобильном телефоне. — Час и пять минут, если совсем точно.
— Ишь ты, — улыбнулся Сергей Борисович. — Молодец.
— Я хочу быть врачом, — сообщила девочка. — Моя мама говорит, что врач должен быть точным и все замечать.
— Похвально, — сказал Сергей Борисович. — Для врача это действительно важное качество. Впрочем, не только для врача…
Он подошел к лежащему на носилках мальчику, присел на корточки и взял его руку, нащупывая пульс.
— Очень редкий пульс, — осторожно кашлянул молодой врач, который вместе с двумя санитарами прибыл сюда, на вершину холма, раньше Сергея Борисовича на пятнадцать минут. — Я с таким ни разу не встречался в своей практике. Четыре удара в минуту… Поэтому мы не стали его трогать и вызвали вас. Вначале-то мне показалось, что он уже… — Врач оглянулся на девочку и проглотил готовое вырваться слово.
Сергей Борисович почти не слушал молодого врача, сосредоточившись на пульсе мальчика и глядя на секундную стрелку своих часов. Пять секунд… ничего… десять… пятнадцать — вот он, кровяной толчок! Слабый, едва уловимый, но удар сердца. И снова тишина на долгие пятнадцать секунд. И опять толчок. И снова — тихо…
— Так, — сказал Сергей Борисович и, кряхтя, вы прямился. — Несите его вниз, к машине, я сейчас.
Санитары подхватили носилки и осторожно начали спускаться вниз по крутому склону.
— Он так и лежал, босиком и в пижаме? — спросил у девочки Сергей Борисович и тут же понял, что задал очень глупый вопрос.
