Дмитрий Дудко - Комиссар Шугай
Да что же это? Кто они такие? Сумасшедшие? Глупые шутники? Шутить у нас умеют над чем угодно …
Неожиданно тяжелые лапы шофера легли мне на плечи, и в следующий момент мои руки оказались прижатыми к земле, а бородатый Евграфыч уселся на ноги.
— Для нашего фирменного напитка сырье добывать не просто, — поучительно произнес щеголь, — люди нынче колются, пьют всякую гадость … А вот вы, сразу видно, человек интеллигентный. Ниночка, приступай.
— Все Ниночка, да Ниночка — и валюту добывай, и клиентов ищи, и сырье собирай … Скотину резать, между прочим, мужская работа.
— У тебя, Картиночка ты наша, аккуратнее получается.
Какое-то оцепенение завладело мною. Хотел крикнуть, рвануться — и не мог, словно в тяжелом сне. Нинка повязала клеенчатый передник, пододвинула ко мне объемистую бутыль, вынула из кармана кителя блестящий скальпель …
Откуда-то сверху, словно гром с неба, ударил выстрел, и краснорожий шофер без звука свалился на бок, задев меня коленом по лицу.
— Уматывайте, паразиты, пока целы!
На склоне оврага стоял высокий худой человек в шинели и фуражке, с револьвером в руке.
— Не больно командуй, начальник! Второй раз не расстреляешь!
— А на вас, гадов, у меня серебряные пули имеются, — человек в шинели прикинул на руке горстку патронов и повернул барабан. Не сговариваясь, вся троица рванула вглубь леса.
Высокий человек поднял меня за ворот и с силой тряхнул.
— Быстро отсюда! В соседнем лесу зарыты полсотни махновцев. Прибегут — у меня патронов не хватит.
Уже взбираясь по склону, он обернулся и что-то швырнул в булькающую пасть землянки. Раздался грохот, и в спину нам полетели комья земли. Мы вскочили в машину, и грузовичок, надсадно ревя, устремился прочь от жуткого оврага. Только тут я пригляделся к лицу своего спасителя. Упрямые скулы, рассеченная бровь … Я уже потерял способность удивляться.
— Товарищ Шугай? Ну, спасибо вам! Знаете, … о вас такие противоречивые сведения …
— Догадываюсь, что тебе обо мне наговорили. Все правда! И комиссаром был, и коммунаром. И колокола снимал, и хлеб выгребал. И троцкистом был — до двадцать восьмого. Только врагом не был и Советской властью не торговал! А как я в тридцать третьем Сталину написал, чтобы зерно голодающим дали из государственного фонда, верно, не слышал? Я ведь этим на митингах не хвалился. Все народ славил да вождя …
— Скажите, вы ведь знаете, где в тридцать седьмом хоронили расстрелянных? Мы хотим там памятник поставить.
— Знаю. Да не скажу! Там кроме нас, безвинных, кого только нет. Уголовники, шпионы, контрики такие, что я б их сам … А сверху — ежовцы из областного УНКВД. Без памятника обойдутся! А впрочем … Вам виднее, товарищи потомки. Для вас старались. Найдете — ставьте, если мы заслужили. — Он указал рукой на россыпь огней вдали на холме. — Вот он — мой памятник. Колхоз «Искра» — первый по району! Если б там еще баню построили да клуб новый …
Сзади показались фары автобуса.
— Последний рейс … Я тебя тут высажу. Об одном попрошу: будешь писать обо мне … о нас, о времени нашем — всю правду напиши. Всю! А не ту половинку, что больше нравится. А то найдется контра, что вторую вытащит. Не боги мы были, не архангелы. Но и не упыри!
