Томас Шерред - Неоцененная попытка
— Не верите, да?
Я ответил, что, конечно, верю, к тому же мне надо успеть на автобус.
— Тогда, будьте добры, скажите почему? Почему именно?
Я снова заладил про автобус.
— Нет, правда, я был бы очень признателен, если бы вы сказали, чем фильм плох.
— Да ничем, — возразил я.
Он ждал, что я скажу дальше.
— Ну, во-первых, такие фильмы не снимают на шестнадцатимиллиметровую пленку. У вас уменьшенная копия с тридцатипятимиллиметрового оригинала. Затем я перечислил еще несколько признаков, отличающих любительские фильмы от снятых на голливудских студиях.
Когда я закончил, мексиканец с минуту молча курил.
— Понятно. — Он снял с проектора бобину с пленкой и сунул ее в коробку. — У меня тут есть пиво.
Я ответил, что пивка попить неплохо, но вот автобус… ну, разве только один стаканчик. Мексиканец сходил за картонный экран и притащил оттуда здоровенную бутыль и бумажные стаканчики. Буркнув: «Кинотеатр не работает», он запер входную дверь и откупорил бутыль привинченной к стене открывалкой — прежде здесь, видимо, помещался то ли продуктовый магазин, то ли ресторан. Стульев было сколько угодно. Мы сдвинули парочку и уселись поудобнее, как два приятеля. Пиво оказалось тепловатым.
— Вы кое-что смыслите в производстве фильмов, — задумчиво произнес мексиканец.
Я принял это за вопрос и рассмеялся: — Не очень-то много. Ваше здоровье.
Мы выпили.
— Когда-то шоферил на грузовике для одной из кинопрокатных компаний.
Это его заинтересовало.
— Вы не здешний?
— И да, и нет. Скорее да. Уехал отсюда из-за болезни, гайморит замучил, а вернулся из-за родственников, хотя никого больше не осталось: на прошлой неделе схоронил отца.
Он сказал, что это очень прискорбно. Я отшутился, заметив, что, мол, отец в конце концов избавился от гайморита. Мексиканец снова наполнил стаканы, и мы потолковали о климате Детройта. Наконец мексиканец, как бы размышляя вслух, сказал: — А не вас ли я видел вчера вечером неподалеку отсюда? Часов около восьми? — С этими словами он встал и пошел за новой бутылкой. Я бросил ему вслед: — Мне больше не надо!
Он тем не менее вернулся с бутылью. Я взглянул на часы.
— Ладно, по последней.
— Так это были вы?
— Что — я? — Я подставил стаканчик.
— Вы не были здесь неподалеку?..
Я отер пену с усов.
— Вчера вечером? К сожалению, не был, а то успел бы на автобус. Нет, вчера в восемь вечера я сидел в баре «Мотор» и ушел оттуда далеко за полночь.
Он задумчиво пожевал губу.
— Бар «Мотор», на этой же улице?
Я кивнул.
— Бар «Мотор». Так-так…
Я посмотрел на него.
— А вы не хотите… да что я, наверняка хотите.
Не успел я сообразить, что мексиканец имеет в виду, а он уже снова исчез за экраном и выкатил оттуда большую радиолу, держа под мышкой очередную бутыль пива.
Я посмотрел на свет прежнюю бутылку: она была наполовину полна. Взглянул на часы. Мексиканец подкатил радиолу к стене и откинул крышку.
— Будьте добры, поверните выключатель. Он на стене позади вас.
Я обернулся и, не вставая со стула, дотянулся до выключателя. Свет погас. От неожиданности я стал шарить рукой по стене. Затем вдруг снова стало светло, я с облегчением повернул голову. Но лампочки не горели — свет был дневной: я увидел улицу!
Надо сказать, что все это происходило, пока я, расплескивая пиво, старался не упасть с шаткого стула, но не удержался — в этот момент улица ожила, — я упал, — день сменился вечером, и я увидел себя у дверей гостиницы «Люкс-Кадиллак», а потом в баре «Мотор», с пивом, и я точно знал, что не сплю и это мне не пригрезилось.
В панике я вскочил на ноги и, опрокидывая стулья и пивные бутылки, лихорадочно зашарил по стене, ломая ногти в поисках выключателя. Пока я его искал — и все это время видел, как сам же стучу кулаком по стойке, подзывая бармена, — состояние мое было близко к обморочному.
Надо же! Ни с того ни с сего средь бела дня угодил в какой-то кошмар! Наконец я нащупал выключатель.
Мексиканец глядел на меня с необычайно странным выражением лица, как будто наладил мышеловку, а поймал лягушку. А я? Думаю, видик у меня был такой, словно я нос к носу столкнулся с самим сатаной. Может, так оно и было. Пол был залит пивом, я еле дотащился до ближайшего стула и рухнул на него.
— Что, — с трудом выдавил я, — что это такое?
Крышка радиолы захлопнулась.
— Простите я совсем упустил из виду… Я тоже прошел через это состояние, тогда, в первый раз.
Пальцы у меня тряслись, и, чтобы достать сигарету, я сорвал всю верхушку пачки.
— Я спросил: что это такое?
Мексиканец сел.
— Это вы в баре «Мотор» вчера в восемь вечера.
На моем лице, очевидно, было написано недоумение, а он подал мне чистый бумажный стакан, и я машинально позволил его наполнить.
— Послушайте… — начал я.
— По-моему, у вас шок. Я-то уже позабыл, как чувствовал себя в первый раз… Мне теперь все равно. Завтра иду в радиокомпанию «Филипс».
Мне было непонятно, о чем он толкует, и я ему так и сказал.
— Я потерпел фиаско. Полнейший банкрот, ни цента за душой. Пускай все идет прахом. Соглашусь взять наличными и буду жить на гонорар.
И он начал рассказ, сперва медленно, потом все быстрее, возбужденно расхаживая по комнате. По-моему, он измучился от одиночества, от того, что некому излить Душу.
Его звали Мигель Хосе Сапата Лавиада. Я представился: Левко, Эд Левко. Он родился в семье сезонных сельскохозяйственных рабочих, эмигрировавших из Мексики в двадцатых годах. У родителей хватило ума не упрекать старшего сына, когда он решил распрощаться с каторжным трудом на свекловичных плантациях Мичигана, чтобы воспользоваться стипендией, предложенной Национальной администрацией молодежи, и получить образование в колледже. Когда срок бесплатного обучения истек, Майк подрабатывал в гаражах, водил грузовики, служил продавцом в магазинах и торговал вразнос — лишь бы кое-как хватило на жизнь и на образование. Призыв в армию оборвал занятия в колледже и сделал его техником по радиолокации. На военной службе у него возникла одна идея, скорее даже интуитивная догадка, и после демобилизации он решил взяться за нее всерьез. Найти работу в те годы было просто, и не составляло особого труда скопить достаточно денег, чтобы арендовать автофургон и набить его радиоэлектронной аппаратурой, купленной на распродаже подержанного военного имущества. Год назад Лавиада завершил свои исследования — отощавший, полуголодный и издерганный, но счастливый тем, что сумел воплотить теоретическую идею в жизнь и собрать оригинальной конструкции аппарат.