Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты
— Снимите его оттуда, живо! — тихо, но властно произнес голос за спиной Дана… он и забыл о своих конвоирах, впрочем, и тем было не до него, оба охранника, расталкивая толпу, помчались ко дворцу, буквально взлетев по лестнице, кинулись к странному человеку, стали отдирать его от решетки, несмотря на яростное сопротивление оторвали и потащили по ступеням вниз. Еще раз взревела сирена, толпа резко откатилась от дворца, Дан, Ника и оставшийся с ними штатский неожиданно оказались в самой гуще жестикулирующих, вопящих, взволнованных людей, и еще сирена, все сразу умолкли, словно окоченели, и потрясенные Дан с Никой увидели, как хрустально сиявший на фоне бледно-серого неба купол дворца вдруг треснул. Трещины молниеносно разбежались, брызнули прозрачные осколки… Ника давно уже уткнулась лицом Дану в грудь, но остолбеневший Дан не мог оторвать взгляда, все кончилось, он закрыл глаза, но продолжал видеть, казалось, он будет видеть это всегда — обламывающиеся с сухим хрустом высокие, вытянутые в нитку башенки, осыпающиеся с корежащихся овальных порталов фарфоровые барельефы, обваливающиеся внутрь тонкие, хрупкие на вид стены… всего несколько минут, и удивительное творение превратилось в бесформенную груду развалин. Толпа молчала, окаменев. Ника плакала.
Человек в штатском посмотрел на нее и криво усмехнулся.
— Полагаю, вас не стоит спрашивать, какого мнения вы о Великом Плане.
Что за Великий План? Дан лихорадочно припоминал все, что видел и слышал, но…
— С вашей стороны было бы благоразумнее… — человека в штатском перебил звучный голос:
— Брось эти провокации, Маран. Почему бы тебе не поинтересоваться моим мнением о ваших планах? Мне есть что сказать на этот счет. Оставь в покое женщину.
— А, гражданин самоубийца… — насмешливо проговорил тот, кого назвали Мараном.
— Полагаю, что должен поблагодарить за спасение моей ничтожной жизни вас, гражданин начальник спецотдела Охраны? — в голосе человека, в котором Дан узнал смельчака, пытавшегося помешать разрушению дворца, так, видимо, следовало толковать недавнюю сцену, была явственно слышна ирония.
— Не стоит благодарности, гражданин поэт.
— Что с ним делать? — осведомился охранник, придерживавший то ли пойманного, то ли спасенного за локоть.
Маран пожал плечами. Поэт, видимо, правильно оценив его жест, отвесил преувеличенно вежливый поклон и скрылся в толпе.
Маран извлек из нагрудного кармана небольшой округлый предмет, нажал на его основание, произнес в раструб на верхушке несколько непонятных слов, затем повернулся к охранникам.
— Сейчас подойдет мобиль, отвезете этих двоих в Крепость. Ко мне.
Без дальнейших объяснений он обвел взглядом площадь и зашагал к тому зданию, в котором Дан и Ника провели ночь. Охранники опустили автоматы, и Дан позволил себе оглядеться по сторонам.
Они стояли почти в центре вытянутого овала, некогда огромной площади. Концы овала были заострены, замыкаясь прежде, по-видимому, сооружениями с очень маленьким основанием — теперь это были две груды развалин, и по всему периметру площади, за исключением трех небольших отрезков, тянулись развалины, развалины… Дан всмотрелся в строение, в котором они провели ночь, и снова болезненно перехватило дыхание: здание это было пониже и подлинней, величия в нем было меньше, чем в погубленном дворце, но стиль тот же, та же вдохновенная красота, то же совершенство линий и изгибов… он содрогнулся, увидев разбитые скульптуры, маленькие, похожие на свечи, обломанные шпили, мятое кружево решеток… По-видимому, это здание и еще два сохранившихся — одно напротив и другое чуть поотдаль, были частью единого архитектурного ансамбля… Дан почему-то вспомнил Цвингер, хотя то, что он видел здесь, было в сто крат прекраснее. И масштабнее. Воспоминание вернуло его к реальности, он заметил, что толпа отхлынула от них к очередной жертве… да, именно так он подумал об обреченном здании — жертве… и они с Никой и двумя не слишком бдительными конвоирами, которых после ухода Марана больше занимало развернувшееся на площади действо, нежели арестованные, оказались одни. Дан прикинул расстояние до угла, за углом вроде должен быть проход — куда? Поди угадай. Придется рисковать. Отодвигаясь от Ники, чтобы обеспечить себе свободу действий, Дан незаметно коснулся ее локтем. На секунду он представил себе удовольствие, которое получат охранники от знакомства, даже шапочного, с кун-фу, и невольно ухмыльнулся. Тренированные мышцы все сделали сами, через двадцать секунд оба охранника в причудливых позах валялись на мостовой, а Дан и Ника во всю прыть неслись к намеченному углу. За углом действительно оказался широкий проход, который вывел их в небольшой, изрядно изуродованный парк. Деревья росли редко, часть их была вырублена, со многих стволов почти сплошь ободраны ветки, и парк, несомненно, просматривался насквозь. Они пробежали его, не останавливаясь, и снова оказались среди развалин, где, как и в парке, не было ни души, только одинокая фигура виднелась далеко впереди. Человек шел медленно, они догнали его, пробежали мимо, на бегу Дан узнал все того же незнакомца, которого Маран назвал поэтом, подумал мельком, не обратиться ли к нему за помощью, заколебался, и тут незнакомец негромко окликнул его сам:
— Эй, друг!
Дан остановился.
— Ника, стой!
Человек подошел, испытующе оглядел их и сказал:
— Направо.
Через четверть часа, после бесконечного петляния между развалинами, они вышли к узкой улочке, пересекли ее наискось и через низенькую подворотню с единственной и то треснувшей доской на петлях, видимо, символизировавшей ворота, вошли во двор, тесный и мрачный. Двор, за ним другой, третий, соединенные узкими проходами под арками, низкими настолько, что Дану приходилось без конца нагибаться. Пройдя несколько дворов, они оказались перед крутой каменной лестницей, ведущей в какой-то подвальчик. Их проводник сбежал по ступенькам и толкнул обыкновенную дощатую дверь.
— Добро пожаловать, — он улыбнулся, но улыбка у него была невеселая.
Это был маленький ресторан или кабачок, возможно, закусочная — деревянная стойка, несколько столиков со стульями, блеклые занавески на крошечных оконцах под самым потолком, десяток посетителей. Человек за стойкой, протиравший длинным клетчатым полотенцем матовые стеклянные чашки, поднял голову, лицо его просветлело, он приветственно махнул рукой.
— Налей нам по чашке, Колен, — сказал новый знакомый и уверенно прошел в угол к единственному свободному столику.
— Присаживайтесь. Надеюсь, ты пьешь тийну, приятель?
