Ким Ньюман - Время и относительность
Он же и сам бунтарь.
В том, что мне приходится ходить в школу, я виновата сама. Это была моя идея. Я думала, что важно «влиться»; у меня, как у Пиноккио, появилась мания «стать настоящей живой девочкой». Дедушка не пожалел времени на то, чтобы объяснить мне, что по его мнению я поступаю глупо. Подделать все записи в каталогах, документы, формы, которые были нужны для того, чтобы я поступила в школу Коул Хилл, было непросто. Дедушка настаивает на том, чтобы я не бросала свою «детскую прихоть», иначе весь этот труд окажется напрасным. Небольшие сложности типа подделки документов всегда вызывают у него энтузиазм. Он обожает запутанные проблемы, которые бросают вызов его уму, и иногда так увлекается деталями, что забывает, зачем всё это было нужно.
Дедушка раздобыл экзаменационные вопросы для выпускников начальной школы и заставил меня отвечать на них. Я не справилась, потому что постоянно пыталась спорить с глупыми вопросами. Поэтому он отдал меня в обычную среднюю школу, а не в школу с углублённым изучением предметов, иными словами я попала в школу, где учились и мальчики, и девочки (с социальной точки зрения это, наверное, правильно, но есть и свои недостатки, например Ф. М.), где к ученикам обращаются по имени (за исключением тех моментов, когда на них кричат) и есть один объединённый предмет «Наука» вместо отдельных химии, физики, и биологии. В шестнадцать лет мы должны будем закончить наше обучение и устроиться работать. Большинство из нас ждут этого не дождутся.
Иногда я такая дура. Школа!!! Какая жалкая, бессмысленная идея! Просто Абсурд (моё слово недели). Дедушка ведь не пошёл устраиваться на работу в автобусе или секретарём адвоката, чтобы быть незаметным среди «туземного населения». Возможно, он просто хочет, чтобы я ему днём не мешала. Ведь вряд ли школа может меня действительно научить чему-то.
Вчера на «Науке» мы сорок минут потратили на то, чтобы выяснить, что магний горит. Откровение, которое потрясает установившиеся взгляды на природу вселенной до основания. У меня был соблазн зажечь одну из дедушкиных вечных спичек и послушать, что об этом расскажет бедный усердный мистер Честертон.
А особенно я ненавижу мистера Грейнджа. «Грозного» Грейнджа. Он наш классный руководитель, а это означает, что рано утром и во второй половине дня, когда он проводит переклички, мы в его полной власти. Я в 4-ом «Г» классе; 4 означает год, а «Г» – Грейндж. Он называет имена и ставит в табеле галочки о присутствии, словно надеясь на то, что за прошедшую ночь или во время обеда мы понесли большие потери, и он сможет провести жирную чёрную линию, вычёркивая жертву. У него из ушей растут волосы, а преподаёт он мой самый нелюбимый предмет – географию. Каждый раз, когда я называю страну названием из другого времени или неправильно называю столицу, он напевает строчку из ужасной песни, и призывает весь класс подпевать ему:
«Истамбул, не Константинополь»!
С первого же дня, когда я заняла место в его классе (на задней парте), Грозный Грейндж невзлюбил меня. Не знаю чем, да и не интересно мне это, но чем-то я его вывожу из себя. Поскольку я попала в школу уже после начала учебного года, он повесил на меня ярлык отстающей, и я не могла ничего с этим поделать. Помарок он не терпит в принципе. И ему то ли вообще не нравятся девочки, то ли нравятся в том смысле, из-за которого он когда-нибудь вляпается в проблемы.
Сегодня я забылась и Вляпалась В Проблемы.
Не в том смысле! Фу, нет! Ни за что!
Прошлой ночью снова выпал свежий снег, он присыпал тот смёрзшийся, который лежал уже несколько недель. На большой перемене мы слепили во дворе снеговика. Джиллиан Робертс заметила, что толпа детей из первого класса безуспешно пытается соорудить снеговика, и она подбила Джона Марсианина и меня присоединиться. Джиллиан – моя соседка по парте, она умная, но не в том смысле, который признаёт школа. Дайте ей домашнее задание по математике, и она там всё напутает, потому что для неё логарифмы это просто бессмысленные цифры в учебниках. И с английским она никогда не справляется, потому что у неё ментальный блок по части написания даже простейших слов. Но вот если Джиллиан заинтересуется сложным краткосрочным проектом, она может мигом всё организовать, назначив на выполнение задач самых умелых, стимулируя этим остальных стараться сильнее.
Когда снеговик стал выше Джона (самого высокого из нас) Джиллиан подсадила девочку из первого класса, по имени Сэйди Ледерер (самую маленькую из нас), чтобы та сделала лицо. Она воткнула чёрные камешки в качестве носа и глаз. Опустив Сэйди вниз, Джиллиан воткнула по бокам головы пучки веток.
– Смотри, Лобастая, – сказала мне Джиллиан, – у него из ушей волосы торчат. Как у Грозного Грейнджа.
Мы все захихикали. Даже младшие, у которых мистер Грейндж ещё не преподавал. И это прозвище засело у меня в голове надолго. Когда во время дневной проверки он назвал моё имя, я сказала «здесь, Грозный» вместо «здесь, мистер Грейндж».
Катастрофическая ошибка! Весь 4-Г смеялся тем фальшивым смехом, которым дети смеются скорее для того, чтобы высмеять, чем потому, что им смешно. Мистер Грейндж – грозный мистер Грозный – задал мне «строки».
Мне нужно сто пятьдесят раз написать «Я буду проявлять уважение к учителям средне-образовательной школы Коул Хилл».
Сейчас я пишу в дневнике, чтобы отдохнуть от «строк».
Пора мне уже к ним вернуться.
Позже...
Когда я писала «строки», ко мне заглянул дедушка.
Увидев наполовину заполненный надписями лист бумаги, он фыркнул:
– Не вижу в этом домашнем задании смысла, Сьюзен, – сказал он. – Неужели они в эту эпоху пользуются циклически повторяющимися командами подсознанию для повышения ментальной дисциплины? Это же промывание мозгов. Это очень опасно. Ум похож на тонкий часовой механизм. Не стоит сыпать в него песок.
Я сказала ему, что это не домашняя работа, а наказание.
– А, тогда другое дело. Продолжай, осуждённая.
Дедушка никогда меня не поддерживает. Он понятия не имеет, каково ходить в школу. В прошлом месяце он сказал, что сходит на родительское собрание, но забыл. Из-за этого я на дурном счету. Он многое забывает.
Он в абсолютно другом мире. Я серьёзно.
Я не забываю ничего, просто иногда не могу вспомнить.
У меня в голове белые пятна. Когда ход моей мысли приближается к одному из туманных пятен, у меня в голове возникает резкая боль, как когда слишком быстро ешь мороженое. Если представить, что моё сознание – библиотека, то в ней есть огороженная секция для взрослых, куда мне ходить нельзя. Я знаю обыденные вещи, к примеру, когда нужно сходить в магазин за молоком, или о том, что по вторникам и четвергам нужно брать кеды для физкультуры, но за пределами этого сгущается туман.
