Владимир Печенкин - Два дня Вериты
Редактор улыбнулся, но в серых водянистых глазах пропало простецкое и дружелюбное выражение.
- Знаете, Слейн, я бы вам не советовал. Вы понимаете? Не советовал бы.
- Может быть, нам в самом деле выпить? - усмехнулся журналист.
Редактор кивнул и наполнил рюмки коньяком. Выпили. Слейн сказал:
- Я, пожалуй, пойду.
Редактор поднялся.
- Проклятая жара! Завидую вам, Слейн, в горах сейчас прохладно. Я распорядился выдать вам чек, сумма вполне достаточная. Остальное по возвращении. Самолет до Чельяно вылетает в двенадцать тридцать, от Чельяно придется добираться автобусом. Жду вас недели так через три...-Он внимательно посмотрел на Слейна.-И не вздумайте отказываться. Право, я желаю вам добра.
Слейн ничего не ответил и вышел.
В баре, куда обычно забегали поболтать и выпить сотрудники "Экспрессе", он нашел Рамона, молодого, неимоверно тощего мулата, подрабатывающего по мелочам в редакции и типографии.
- Эй, парень! Возьми вот эту чепуху,-Слейн помахал листами Только что законченной статьи,-добавь своей чепухи, если хочешь... словом, доведи до благополучного конца. И сдай машинистке. Можешь поставить свою подпись.
-О, сеньор!-мальчишка Рамон всегда немного восторженно относился к Слейну и теперь был по-настоящему счастлив.-А вы, сеньор? Разве вы...
- Еду в горы. Приказано письменно восторгаться жизнью тхеллуков.
- И вы поедете, сеньор Слейн?! - в черных глазах мулата отразилось что-то похожее на боль.
- А ты отказался бы? - прищурился Слейн.
- Ах, сеньор!..-парень смолк. Потом опустил глаза, коричневую кожу щек прожег густой румянец.-Не знаю, сеньор... У меня мать и больная сестра. И нет денег.
"Ну конечно, поехал бы и ты,- вздохнул Слейн.- Мальчик еще не научился врать и его не пошлют..." Он похлопал мулата по плечу и вышел из бара.
Глава 2.
Самолет не устраивал Слейна. Какие сенсации мог он найти для газеты в комфортабельном воздушном лайнере? Разве что потерпеть аварию и разбиться. Но тогда репортаж напишет кто-то другой. Ему лучше ехать поездом-меньше затрат. Слейн не был ни мечтателем, ни набожным чудаком и не обманывался в своих перспективах. Особенности характера и былое сотрудничество в ныне погибших левых журналах прочно закрывали путь к широкой известности и высоким гонорарам. При его туманных надеждах на лучшие дни оставалось ловить мелкие сенсации.
Слейн взял билет в общий вагон; ехать не так уж и долго, в этой маленькой стране нет больших расстояний. Поерзав, устроился как можно удобнее на жестком сиденье и, как только поезд отошел от столичного вокзала, задремал, не обращая внимания на оживленную болтовню сидящего напротив "комми". В открытое окно приятно лился ночной ветерок.
"Еду...-сквозь сон подумал Слейн.-А там видно будет..."
Когда проснулся, скоротечная летняя ночь уже уступила мир солнцу и жаре. Чувствовалось приближение гор: банановые, кофейные и табачные плантации, пальмовые рощи сменились холмами, поросшими густым лиственным лесом. На станции небольшого провинциального городишка, где меняли паровоз, Слейн вышел из вагона купить сигарет. Несколько грузчиков-индейцев укладывали в багажный вагон ящики и тюки. Прислонясь плечом к пакгаузу, зевал в кулак смуглолицый полицейский. Подскочил и залопотал мальчишка-лоточник.
Возвращаясь к вагону, Слейн обратил внимание на двух пассажиров, спешивших к середине состава. Он не успел рассмотреть лица, но высокая фигура одного из них показалась чем-то знакомой. Журналист не мог вспомнить, где видел эту быструю напористую походку с энергичным взмахом рук. Конечно, мало ли всяких фигур и лиц промелькнуло за годы репортерских скитаний.
И все-таки что-то здорово знакомое... Второй-худой, черноволосый, в широкополой шляпе, вероятно, индеец-шел, чуть отставая от спутника, и нес большой чемодан. Скорее всего, носильщик или слуга. Но вот с тем, русоголовым, определенно встречались когда-то. Любопытно, кто же это? Слейн быстро пошел следом. Те уже садились в вагон. Индеец оглянулся и, кажется, заметил журналиста. Но тут паровоз пискливо прогудел, состав дрогнул. Слейн бросил сигарету и вскочил на подножку своего вагона.
Ехать уже недолго.
С самой минуты отъезда.из столицы где-то в глубине совести ворочалось, скулило исподтишка беспокойство, ощущение душевной нечистоплотности. Слейн сердито уговаривал себя: в чем дело? что, собственно, произошло? Просто едет за очередным репортажем, как и сотни раз за время работы в той же "Экспрессе" ездил на места аварий, убийств и самоубийств, на собрания каких-нибудь "обществ любителей комнатных собак". Сдобрить конкретный материал некоторой долей фантазии вроде "одиннадцати ножевых ран" - тоже не в диковину: скучающей публике нужны остренькие ощущения.
Так в чем же дело? Дело в том, что сейчас уже не мелкая чушь, а... индейцы и-"процветание"! Но он дал согласие на поездку и тем самым принимает участие в лицемерии сильных мира сего, что очень похоже на сознательную подлость. Черт возьми, что же оставалось делать?!
"Ну хватит, довольно,-в который раз старался он прихлопнуть разгулявшуюся совесть.-Что я напишу и напишу ли, будет видно в конце поездки. А сейчас самое умное-уснуть, пока доедем до Чельяно, и все остальное ни к чему..."
Он и в самом деле задремал. Приснился редактор, почему-то в индейском уборе с перьями. Шеф улыбался и приветливо махал рукой. А от него уходил худощавый индеец в широкополой шляпе. Вдруг редактор выхватил авторучку... Но это уже не авторучка, а индейский нож "навахо". Шеф оглянулся на Слейна и метнул нож в спину уходящему. Кажется, попал. Но тот все шел, и рядом кто-то второй, очень знакомый, удивительно знакомый...
Так ведь это же Гарри! Гарри Богроуф! Вот так штука!..
Слейн заволновался и проснулся.
"Какая чепуха! Гарри больше нет... Хотя тот, что садился в вагон, он чертовски похож на Гарри. Да нет же, нет, чепуха все это. Все-таки будь она проклята, эта поездка..."
В Чельяно поезд пришел к полудню. Но солнце здесь вполне сносное, во всяком случае не так жарит, как в долине. Из ущелий тянуло прохладным ветерком. Городок маленький, полуиндейский. Пять-шесть относительно благоустроенных кварталов с магазинами и барами жались к небольшой каменистой площади, по обе стороны которой две церкви - католическая и лютеранская грозили друг другу крестами. Новое здание банка на главной улице возвышалось над всем городком, недвусмысленно показывая церквам, кто здесь хозяин.
Сразу за центральными кварталами цивилизация обрывалась: дальше по склону горы спускались серые каменные домишки окраины, бедные грязные улочки с оазисами католических часовен.
Слейну торопиться было некуда. Он постоял на перроне, понаблюдал за носильщиками-индейцами, за приезжими департаментскими чиновниками, за почтовым служащим, носившим к автомобилю тюки столичных журналов и газет, за мальчишками, торгующими жевательной резинкой. Уже направился было в станционный зал выпить чего-нибудь в баре и потолковать с барменом о транспорте в горы. Но тут снова увидел пару, привлекавшую внимание на полустанке. Индеец с чемоданом и белый уходили по узенькой улочке по направлению к окраинным кварталам. Ну разумеется, это не Гарри, но кто-то на него здорово смахивает...
