Евгений Прошкин - Двадцать минут из жизни Антона Соболева
- Закрой дверь, дует.
- Вы кто?..
- Не бойся, много времени я не отниму. У меня его нет.
- А я и не боюсь, - повысив голос, заявил Антон и со значением добавил: - Ко мне сейчас друзья придут.
Мужчина иронически вздернул бровь, но промолчал. Без приглашения пройдя на кухню, он остановился, с улыбочкой оглядел мебель и сел за стол.
- Завязывай ты с этой яичницей, Тони. Вредно для печени.
Антону пришлось захлопнуть дверь и последовать за гостем - как бы тот чего не спер.
- Что вам надо? - спросил он.
- Не волнуйся. Ты, вероятно... Ах, ну конечно! Я должен был это предвидеть. Извини, ладно?
"Мошенник", - сообразил Антон.
- Ты дверь хорошо закрыл? - осведомился незнакомец. - На два оборота? Или... а, июль же... Если июль - тогда на один.
От этих слов Антону стало не по себе. Пару месяцев назад в замке что-то тренькнуло, и теперь он действительно вращался не на два оборота, а только на один. Давно надо было заменить, да все как-то не до того...
"Плохо дело, - подумал он. - Зачем впустил, дурень?"
- Ждешь объяснений, - констатировал седой.
- Жду, когда вы уберетесь.
Происходящее тяготило Антона настолько, что он был бы рад и наихудшему исходу, лишь бы все закончилось побыстрее.
- Понимаешь, Тони... - Мужчина сделал паузу, проверяя его реакцию. Для начала мне нужно добиться, чтоб ты мне поверил.
- Кто вы такой?
- Гм... Это и есть то самое, во что ты не поверишь. Но тебе придется. Незнакомец ухмыльнулся и полез во внутренний карман.
Седой достал руку раньше, чем Антон успел испугаться. В руке был не нож и не пистолет. Паспорт.
- Открой и посмотри.
Антон механически взял документы - паспорт как паспорт, ничего особенного. Потрепанный. На третьей странице стояло: "Соболев Антон Алексеевич".
- Так мы с вами тезки, - сказал он. - Очень приятно. Ну и что дальше?
- Полные тезки, - уточнил субъект. - И еще однофамильцы.
- Из этого следует, что вы будете у меня жить, - предположил Антон, садясь напротив и двигая к себе чашку.
- "Липтон"?.. - спросил тезка и однофамилец, рассмотрев бирку на пакетике. - Помню, был такой. Помойка, а не чай. Нет, жить я у тебя не собираюсь, - добавил он, подумав. - Ты читай внимательно.
Даты рождения тоже совпадали. День, месяц и год.
Его - и мужика в плаще, которому, как ни крути, меньше полтинника не дашь.
Рядом была наклеена цветная фотография гостя. Над ней - подпись. Его, Антона, мелкая закорючка.
Антон перечитал: "Соболев Антон Алексеевич". На первой странице было написано следующее: "Паспорт гражданина Славянского Союза".
- Меняли их, паспорта, - сказал тезка. - Когда мы с хохлами объединились.
- А белорусы что же? - невпопад спросил Антон.
- Белорусы? Так с ними уж давно!.. Это Украина до шестнадцатого артачилась. До две тысячи шестнадцатого, - пояснил он. - На днях десятилетие отмечали.
- Ага...
Антон посмотрел ему в глаза и швырнул паспорт на стол.
- Ищи дурака в зеркале, понял?!
- Не надо, Тони. Так в тюрьме говорят, - погрозил пальцем седой. И ни капли не смутился.
- Значит, ровесники, - кивнул Антон. - Для тридцати лет выглядишь ты неважно.
- Мне не тридцать, - возразил он.
- Так мы же оба родились в семьдесят шестом! - воскликнул Антон весело и нервно. - У тебя же написано!
- Да. Но я на двадцать лет старше. Мне сейчас пятьдесят. В смысле тебе. Мы с тобой - одно и то же, только из разных времен.
Антон расхохотался.
- Небось Вовчик!.. Розыгрыш затеяли? Молодцы... Или Сашок? Кто? Слушай, мне даже жалко, что я вас так быстро... Это действительно могло быть забавным.
- Я и не надеялся, что ты поверишь сразу. Да... Александр ни при чем, мы с ним давно не общаемся. А Вовка... так он умер. Четыре года назад.
Антон по-инерции все еще досмеивался, но в груди вдруг что-то сжалось.
- Вовка?!
- В две тысячи двадцать втором. Рак... Давай-ка я тебе кое-что покажу.
Седой снял плащ и небрежно бросил его на стол. Антон, раскрыв рот, следил за тем, как гость расстегивает пуговицы на рубашке.
- Эй, эй! Вы ничего не перепутали? - опомнился он. - Вовчик что, совсем свихнулся? Кого он ко мне прислал?
- Ужасно пошло, но ничего другого не остается. Телесный осмотр.
Тезка повернулся спиной и указал большим пальцем на левую лопатку. Под ней находилось крупное родимое пятно. Точь-в-точь, как у Антона.
- И это... - он согнул правую руку и продемонстрировал светлый крестообразный шрам.
Антон машинально пощупал свой локоть. У него после перелома остался такой же. И щупать нечего - прямо на локте, белым крестом.
- Еще есть на ноге, - сказал седой. - В детстве мы любили на стройку заходить. Прыгнул неудачно, пяткой на арматуру. Я разуваться не буду, лень. Лучше расскажу что-нибудь. Например, как я... то есть ты... летом в деревне полез в баню...
Антон побледнел. Было с ним такое. По стройке погулять - святое дело. А в двенадцать лет хотел голых женщин увидеть и приставил к окну чурку для колки дров. История тогда вышла забавная, но знали о ней немногие.
- А хочешь про кошку? - резко спросил тезка. - Про ту кошку, во дворе. До сих пор забыть не могу...
- Прекрати! - Антон зажмурился и, медленно выдохнув, открыл глаза. Гость не исчез, он все так же сидел в углу, поигрывая биркой от чайного пакетика.
Антон взял сковороду и, отлепив от жирного дна "Экстра-М", переставил ее на плиту - теперь уж было не до яичницы. Газету он собирался бросить в мусорное ведро, но, вспомнив, что оно переполнено, положил обратно на стол. И тяжело вздохнул. Ему бы хотелось, чтобы всего этого не было, чтоб к нему никто не являлся, ничего не говорил, ничего не показывал. Хотелось промаяться до вечера у телевизора, выкурить полторы пачки и с больной головой лечь спать. И завтра - тоже. И послезавтра. А потом отпуск кончится, и он пойдет на работу. И все будет нормально, как должно быть. Без всяких там пришельцев.
Пришелец надел рубашку и начал застегивать пуговицы, затем взял плащ, но передумал.
- Да, лето в том году было убийственное... Нет. Нормально уже не будет.
- В каком "том"? - спросил Антон.
- В шестом. В две тысячи шестом. А, ну да... В этом году, в этом...
У соседей за стенкой надсадно ревел бачок. На стройке через дорогу гудел, передвигаясь, башенный кран. На столе стоял подернувшийся блестящей пленкой "Липтон". Антон Соболев, седой, статный, грустно смотрел на Антона Соболева - молодого, ошарашенного. С лестницы доносился исступленный лай дурной собаки. Все это казалось единым, монолитным, и Антон был уже не в силах разделить окружающий мир на правду и неправду.
Он повернулся к раковине и тлеющим концом сигареты поймал сорвавшуюся с крана каплю.
- Что ж... Будем считать, познакомились.
Соболев-старший не был похож ни на отца, ни на мать. Родители Антона часто спорили, в кого он пошел. Теперь он видел: в себя. В себя самого. Через двадцать лет его волосы приобретут стальной оттенок и чуть отступят назад, из-за этого лоб станет выше и благороднее. Нос укрупнится и покроется маленькими оспинками. Под глазами образуются аккуратные мешки, как раз такие, чтоб добавить взгляду мудрости.
