Джордж Элиот - Медная чаша
Долг всегда был для Фурне превыше всего; для Юн Ли же, заговорит наконец француз или нет, было вопросом жизни и смерти. И он разработал план, который сейчас должен был осуществиться на практике.
Нельзя было пойти в отношении Фурне на крайние меры, ибо до настоящего времени французские власти не располагали сведениями о связи мандарина Юн Ли с бандитами.
Возможно, они и предполагали, однако явных доказательств у них не было, а потому убийство или нанесение увечий французскому офицеру, да еще в его, мандарина, собственном дворце представлялось Юн Ли таким шагом, на который он никак не мог решиться. Было жаркое южное лето, а Юн Ли словно ступал по тонкому льду, и делать это приходилось ему как можно осторожнее.
И все же он предпринял кое-какие меры.
- Моя голова пока довольно прочно сидит на плечах, заявил он Фурне, и я надеюсь, что она не скоро украсит пику городских ворот. Значит, вы отказываетесь говорить?
- Разумеется!
Слова лейтенанта Фурне были так же тверды, как и его подбородок.
- Но вам придется это сделать. Ван!
- Слушаюсь, великодушный повелитель!
- Позови еще четырех охранников - пусть покрепче держат пленника.
Ван хлопнул в ладоши.
В тот же момент еще четыре полуголых стражника ворвались в,комнату; двое из них опустились на колени и крепко обхватили ноги Фурне, третий сжал в своих жилистых объятиях грудь лейтенанта, четвертый, вооруженный дубинкой, просто вcтал рядом для подстраховки. На случай чего?
Двое охранников, пришедших ранее, продолжали прочно держать ere руки.
Оказавшись в объятиях этих мускулистых парней, он не мог даже пошевельнуться, был полностью беззащитен и чувствовал себя живой статуей.
Мандарин Юн Ли снова улыбнулся. Любой не знавший его человек мог бы предположить, что эта улыбка - знак безграничной нежности и сострадания божества.
Его рука дотронулась до лежащего рядом колокольчика. Тотчас распахнулась дальняя дверь, и два новых стражника ввели кого-то, скрытого темной вуалью, - это была женщина.
Юн Ли что-то быстро сказал, покрывало мгновенно слетело, и перед ними предстала окруженная слугами мандарина очаровательная девушка, едва достигшая двадцатилетнего возраста, темноволосая, стройная, с большими, карими, как у газели, глазами, удивленно и широко распахнувшимися, как только она увидела перед собой лейтенанта фурне.
- Лили! - воскликнул молодой человек, и всем пятерым охранникам пришлось напрячься, чтобы сдержать его отчаянный порыв. - Ты, изверг! прокричал он Юн Ли. - Если с головы этой девушки упадет хотя бы один волос, клянусь Святой Девой, я поджарю тебя живьем на пепелище, в которое превращу твой же дворец! Бог мой, Лили, как...
- Очень просто, мой дорогой лейтенант, - раздался шелковистый голос мандарина. - Мы знали - и это естественно, поскольку любой слуга в домах Северного Тонкина - мой слуга, - так вот, мы знали, что вы увлеклись этой женщиной. Когда же мне сказали, что вопреки всем моим стараниям вы продолжаете сохранять молчание, я распорядился, чтобы ее привезли сюда. Дом ее отца находится далеко от того места, где стоит ваш отряд, в сущности, он расположен на китайской, а не на французской территории, в общем, надо признать, что это было весьма нетрудным делом. А теперь...
- Авдре! Андре! - воскликнула девушка, пытаясь вырваться из рук охранников. - Спаси меня... Эти звери... :
- Не бойся. Лили, - ответил Фурне. - Они не осмелятся тронуть тебя даже пальцем, точно так же, как не осмеливаются убить меня. Они просто блефуют...
- Хорошо ли вы, лейтенант, обо всем подумали? - мягко спросил мандарин. - Что касается вас, то вы, действительно, французский офицер. Рука французской армии - а это достаточно длинная и не склонная прощать рука - дотянется куда угодно, чтобы покарать ваших убийц. Боги свидетели: я не хочу, чтобы она дотянулась и до меня. Но эта девушка... Она-нечто совсем иное!
- Иное? Как это иное? Она французская гражданка...
- Боюсь, что это не так, мой милый лейтенант Фурне. В ней действительно течет на три четверти французская кровь, но ее отец наполовину китаец и остается китайским подданным. К тому же, она проживает в Китае, и я боюсь, что французское правосудие не станет мстить за ее жизнь с той же решимостью, с которой оно стало бы мстить за вашу. Во всяком случае, на этот риск я могу пойти.
Фурне показалось, что кровь застыла в его жилах. Этот улыбчивый дьявол был прав! Лили - его милая белая лилия, чью связь с китайской нацией выдавал разве что весьма необычный разрез больших глаз, - не пользовалась покровительством трехцветного французского флага.
Боже праведный! Но что же делать? Предать флаг, свой полк, обречь на смерть своих товарищей или увидеть, как Лили замучают в его же присутствии!
- Итак, лейтенант Фурне, мы, кажется, понимаем друг друга, - продолжал Юн Ли после короткой паузы, которую он сделал лишь для того, чтобы пленник осознал весь ужас сложившейся ситуации. - Я думаю, вы все же вспомните, где именно располагается ваш отряд и как он вооружен. Итак?
Фурне хранил горькое молчание, однако смышленая Лили сразу ухватила суть происходящего, поначалу ускользавшую от нее.
- Нет, нет, Андре! - воскликнула она. - Ничего не говори им. Лучше я умру, чем позволю тебе стать предателем! Видишь, я готова.
Фурне откинул голову назад: к нему вновь вернулась прежняя решимость.
- Мне стыдно перед этой девушкой! - с чувством проговорил он. - Убей ее, Юн Ли, убей, если так хочешь, и если Франция откажется отомстить за нее, то это сделаю я! Но предателем я не стану!
- Не думаю, лейтенант, что это ваше последнее слово, промурлыкал мандарин. - Вздумай я задушить ее, что ж, тогда пожалуй. Но прежде она будет молить вас о помощи, и когда вы услышите ее безумные крики, крики той женщины, которуювы любите, тогда, возможно, вы выбросите из головы всю эту благородную риторику и весь свой героизм!
Он снова ударил в ладоши, и в комнату молча вошли еще слуги. В руках одного из них была небольшая жаровня с пылающими углями; другой держал маленькую плетеную клетку, внутри которой дико металось какое-то живое существо; третий нес медную чашу с двумя ручками по богам, с которых свисала блестевшая в лучах солнца гибкая стальная лента.
Фурне почувствовал, как волосы у него встают дыбом. Что за ужас теперь ожидает его? Где-то в глубине души он подозревал: то, что должно сейчас произойти, по своей жестокости превзойдет воображение любого нормального, здравомыслящего человека. Неожиданно в узких глазах мандарина блеснул адский огонь. Да был ли он вообще человеком? Может, это сам дьявол в человеческом образе?
Несколько слов на неведомом Фурне юнаньском диалекте, и слуги распластали девушку, положив ее жалкое беспомощное тело спиной прямо на чудесный ковер с павлиньим узором.
