Александр Казанцев - Нарушитель
И вдруг Лада моя далекая пишет, чтобы я никаких шагов не предпринимал, она сама ко мне на Север отправится. А что ей у нас делать? Она в институте иностранных языков училась. Двадцать второй год ей шел. Вот, думаю, это настоящая дочерняя любовь! За отцом хоть на Северный полюс!
Не успел я ей место присмотреть, как получаю телеграмму. Летит ко мне моя Лада на рейсовом самолете Красноярск - Игарка. Притом летит не пассажиркой, а в качестве бортпроводницы.
Вот это сюрприз! Приехал я на аэродром. Начальником аэродрома был мой фронтовой товарищ боевой майор Куденко, здоровенный мужичище, под стать Поддубному, и усы такие же, как у знаменитого борца, и борьбой так же увлекался. Я как-то на фронте попробовал с ним схватиться. Чуть не задавил меня, медведь этакий, еле вывернулся. А еще Олесем заставлял себя называть. Олесь - это что-то нежное, а тут... Нет, я уж его Александром Федоровичем....
Увидев меня на аэродроме, он обрадовался: "Куда летишь?" - спрашивает.
А я никуда не лечу. Я дочь встречаю с рейсовым самолетом Красноярск Игарка.
"Добре, добре, - пробасил он, усы поглаживая. - Зайдет к нам на посадку Ил-14. Двигай на поле. Провожу. А потом отметим прибытие. По старинке. Как положено". - И смотрит на меня выразительно одним глазом.
Пришлось ему объяснить, что я теперь всегда за рулем - это раз. А во-вторых: дочь "пролетом", так сказать, мимо меня, а не ко мне. И все же не мог я перед старым другом не похвастаться любящей дочкой. Ради меня в бортпроводницы пошла, чтобы с отцом видеться.
"Значит, теперь частенько встречаться будем", - заключил Александр Федорович и повел меня на летное поле.
Аэродром у него уже по всей форме сделан с бетонированными дорожками, не то что в фронтовых условиях.
Вижу, снижается Ил-14. Аккуратно так. Коснулся колесами посадочной полосы, приземлился на все три точки. Классно!
Сначала пассажиры выходили, с чемоданами, с рюкзаками. Предпочитали сразу багаж брать, а не в аэропорту дожидаться. А потом появилась в дверном проеме и моя Лада. Ладная такая, стройная, в облегающей голубой форме, ну прямо наша регулировщица на улицах Берлина! Когда-то мы с Олесем, то бишь с Александром Федоровичем, на таких заглядывались. А теперь я собственной дочерью любовался. Пилотка на ней чуть набекрень надета, волосы светлые пушком, глаза синие, и улыбка. Ничто так не красит женщину, как улыбка!
Улыбка Ладу мою красавицей делала. Сойти ей на землю я не дал, сам своими руками с последних ступенек снял и крепко сжал в объятиях.
Александр Федорович по плечу меня похлопал: "Эй, Зосима Петрович! Придушишь бортпроводницу нашу, медведище!" Я их и познакомил. Медведище-то не я, а он, конечно, был.
Но вскоре улетела моя Лада. Не успел я с ней наговориться. Тоскливо мне стало. Еду назад по шоссе, размышляю. Зачем же ей на Севере над головой моей летать? Не проще ли мне на Большую землю перебираться? Да и бабушка совсем плоха стала, каково ей без внучки? А я... разве я здесь насмотрюсь на нее?
Только сорок минут и видел. Командир корабля заправляться горючим не стал, отложил до обратного пути.
Значит, завтра с Ладой снова увижусь!
И стал я часы высчитывать, сколько до ее возвращения осталось.
Из Игарки самолет вылетает рано утром. Лететь недолго. И я пораньше к аэродрому на служебном мотоцикле выехал. Заодно рассчитывал шоссе проинспектировать.
Выезжаю прямо на летное поле. Вижу, Куценко уже на месте, а неподалеку и бензовоз приготовлен, чтобы заправить Ладин самолет.
Стоим мы с Александром Федоровичем на густой траве и оба дивимся, до чего же здесь, в Заполярье, травы густые и сочные. И всюду словно голубые брызги рассыпаны. Это цветочки. Лето короткое, и все растущее торопится набраться сил, щедрой жизнью расцвести. Одно слово - тундра! Недаром несчетные оленьи стада на ней кормятся. Под зеленым покровом - вечная мерзлота. Летом кое-где нередко провалы образуются, как воронки от снарядов. Потому прямо по тундре на машинах ездить не очень удобно. Местные жители предпочитают по траве на нартах, запряженных оленями.
Шесть штук - веером.
"Ну, друже Зосима Петрович, сегодня твоей бортпроводнице проверка наикращая выходит".
"А что такое?" -спрашиваю. "Качка там, болтанка будьте ласковы! - И он указал на низкие облака. - Ям в воздухе поболе будет, чем в тундре".
Но "воздушное бездорожье" Ладин самолет благополучно преодолел и из облаков вынырнул. На посадку идет.
Почему-то вспомнил я, что не пожелал Ладе, когда улетала, "счастливых посадок". И сразу вижу, глазам не верю: у самолета только одно колесо под крыльями выдвинулось. Правое шасси не сработало.
Дух у меня захватило. Пугливым меня на фронте никто не считал, в переделках я всяких бывал. Но одно дело страх за свою шкуру испытывать, другое - за судьбу дочери, словно вновь обретенной.
Пот у меня на лбу выступил. Посмотрел я на друга своего Куценко. И у того лицо мокрое, хоть полотенцем вытирай.
Вижу, самолет над аэродромом круг делает, на посадку идти не решается. Да и как тут сесть, когда даже не на "задние лапы" садиться надо, а как бы на одну "лапу", если не считать переднего колеса.
Подбегает к нам водитель бензовоза. Я его сразу узнал. Недавно у меня с ним объяснение на шоссе было.
Штрафовал я его, но прокола в талоне не сделал. Пожалел парнишку. Славный был парень. На фронте, конечно, не побывал, молод еще. Но в армии отслужил.
Потому подбежал и по всей форме говорит: "Разрешите обратиться, товарищ майор милиции". Куценко к диспетчерской побежал по радио с пилотом договариваться. Я Ваню выслушал - так паренька звали - и потащил его вслед за начальником аэродрома.
Но, чтобы вам дальше все поведать, должен я рассказать, что на самолете происходило.
Летели там в числе прочих пассажиров - моряков, горняков, геологов, строителей - несколько примечательных людей. Прежде всего Сходов Василий Васильевич, знаменитый полярник, начальник крупнейшей зимовки, все вы знаете. Худой, сдержанный и непреклонный. Потом Пузырев Эдуард Ромуальдович, заготовитель пушнины, низенький балагур, любитель поесть и попить, и не только фруктовую воду. И еще - Зинаида Георгиевна, знатная дама, жена большого начальника, привозившая в Заполярье последние моды прямо из заграничных поездок. С ней рядом сидела скромная учительница Таня из интерната, недавно открытого в тундре. И с ней вместе трехлетняя дочка, тоже Таня.
Танечка. Ну и еще там был, так сказать, "главный герой" Игорь Ольгович Логов, так он свое имя-отчество произносил. Окончил он недавно в Москве авиационный институт и в Арктику летал для собственного удовольствия, как "индивидуальный турист". Носил он зеленую туристическую робу на "молниях" и на ней два значка: альпинистский (первый разряд имел!) и парашютистский с двузначной цифрой по числу сделанных прыжков, то ли тридцать, то ли пятьдесят. С виду он был богатырь, лицо голливудское, бородка модная, запущенная в знак того, что пребывает в походе. И всегда белозубая улыбка на лице.
