Геннадий Гор - Сад
Нина берет билет и идет в музей. В музее многолюдно. Открывает выставку маститый, седой искусствовед. Он говорит, отчетливо и веско произнося слова:
- Сид Николаевич Облаков, несмотря на свою молодость, уже успел сказать новое слово в искусстве. Его акварели полны обаяния, словно бумага впитала в себя синь неба, блеск облака, свежесть утренней росы...
Облаков стоит рядом с искусствоведом. Вот сейчас можно поверить, что он из другого времени. Он стоит, готовый исчезнуть, и косится на статую, за спину которой, видно, хочет спрятаться от щедрых похвал.
Нина улыбается ему. Но он не видит ее улыбки. Вокруг густая толпа. Миловидная девушка, сотрудница музея, подает маститому искусствоведу ножницы. Маститый искусствовед неумело разрезает ленточку, и толпа вместе с Ниной течет в выставочный зал.
Остановившись возле первой акварели, Нина видит под стеклом свое изображение. Это даже не изображение. Это она сама, но на бумаге и под стеклом, уменьшенная в десять или двадцать раз.
Нина видит себя глазами Облакова. Он соединил на листе бумаги чистые акварельные краски, и ее лицо словно просвечивает сквозь воду деревенского родника. Чистая холодная свежая вода обмывает ее образ, смывает с него все обыденное, случайное. На акварели она часть природы, часть леса, пруда и облаков, отразившихся в ручье.
Вдруг она слышит чистый голос:
- Это вы? Как я рад, что вы пришли.
Рядом с ней стоял Сид.
- Вы Облаков? - спросила Нина. - Я не знала, что у вас есть имя, отчество и фамилия.
Он улыбнулся:
- Ну да. У сада не может быть фамилии. Сад - природа. А для природы слишком тесны человеческие названия и имена. Но в Союз художников не принимают людей без фамилии и имени. Пришлось пойти в милицию и получить паспорт. Кроме того, садом я являюсь только по совместительству. Это моя вторая профессия. Сад и художник - это почти коллеги.
- Зачем вы выдаете себя за сад? Это так нелепо.
- Не я выдаю себя за сад. Сад выдает себя за меня. Пока я ждал вас, я был садом. Но когда вы пришли, я превратился в человека.
- Вы говорите так странно. В раннем детстве так разговаривала со мной волшебная сказка.
- К вам вернулось детство. И вы попали в мир сказки. В мир, где между вещами, явлениями и человеком нет мысленных преград. Мир стал более пластичным. Но об этом потом. Я хочу, чтобы вы взглянули на мои пейзажи.
Проталкиваясь сквозь толпу, он ведет ее к своим пейзажам. Его все узнают. Она слышит, как один художник за ее спиной говорит другому:
- Он учился в Париже у самого Матисса.
- Как он мог учиться у Матисса? Матисс давно умер.
- Взгляните в каталог. Во вступительной статье сказано, что он ученик Матисса.
4
Нина спрашивает Облакова:
- Вы учились у Матисса?
- Да, - отвечает он тихо.
- Но ведь Матисс умер раньше, чем вы родились.
- Раньше, позже. Это не так уж существенно. Я родился в будущем и попал сюда, в ваш век. Я посещал и Матисса. Я превращался в сад под его окном. Он меня писал. Мы дружили.
- Зачем вы так странно говорите?
- Я говорю правду. Ее трудно согласовать с логикой жизни, но не трудно с логикой сказки. Мы условились с вами, что попали в сказочную ситуацию. Между нами сказочные отношения, Но об этом не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы вы посмотрели вон тот мой пейзаж. Он называется "Сад". Вы его узнаете?
Она взглянула и узнала сразу. Это был тот самый сад, где они познакомились. Но это был одновременно сад и человек, как в Овидиевых метаморфозах. Юноша, изображенный на нем, был частью природы. Он как бы еще не отделился от нее. Краски были утренни и свежи, как рябь на синей поверхности пруда. Все это казалось музыкой, превратившейся в чистые несмешанные цвета, выжатые из тюбиков на бумагу, или нет, не из тюбиков, а из ветвей и трав, из зари. На бумаге лежали живые нежные тона самого сада, словно сад был здесь, вместе с утром и ветром.
- Эта акварель, - сказал он тихо, - понравилась Матиссу.
- Матисс умер около сорока лет тому назад.
- Я был и тогда.
- Как вы могли быть тогда? На вид вам не больше двадцати пяти лет.
- Это не существенно. Я могу быть моложе и старше себя. Иногда это у меня получается, а иногда нет. Тогда я чувствую себя бездарным. Вон идет критик. Он проталкивается ко мне. По выражению его лица я не жду от него ничего хорошего.
Нина отошла в сторону. Время от времени она оглядывалась. Обрюзгшее лицо критика становилось все сумрачнее и сумрачнее. Критик о чем-то вполголоса говорил Сиду.
Нина смотрела на акварель, перед которой остановилась, Было изображено широкое окно, распахнутое в весну, в лес. По-видимому, где-то близко от окна в лесу, влажно переливая звук, свистела иволга. Художнику удалось передать красками непередаваемое: птичий свист. Потом стала куковать кукушка. Лес отбирал и снова возвращал ей ее звук.
Нина прислушалась. До нее донесся голос, но уже не кукушки, а критика, его раздраженные слова:
- Этюды - это еще не картина! Краски - это еще не сюжет. У вас нет школы. Матисс вас ничему не научил!
5
В загсе Сида спросили:
- Сид Николаевич, в каком году вы родились?
- В две тысячи третьем.
Служащий загса пошутил:
- До рождества Христова?
- Нет, после рождества.
- Но сейчас только тысяча девятьсот семьдесят пятый год.
- Если не верите мне, посмотрите паспорт.
Молодой человек раскрыл паспорт Сида и помрачнел.
- Я зарегистрирую вас, товарищ Облаков. Но вы должны переменить документ. Явная описка. Вы не могли родиться в столетии, которое еще не наступило.
- Мог.
- Давай не не будем входить в пререкание. Тут загс.
Что бы случилось с этим вежливым молодым человеком, если бы он знал, что описки не было и что Сид Облаков действительно моложе себя на двадцать лет? Но ни Сид, ни Нина не стали ему объяснять факт, не поддающийся объяснению. Они получили брачное свидетельство и поехали домой.
Шофер такси нервно и даже с досадой прислушивался к их разговору, через пять минут он стал сильно нервничать и два раза чуть не нарушил правила уличного движения. Он слышал знакомые слова, но не мог понять их смысла. Да и был ли какой-нибудь смысл в том, о чем говорили пассажиры? А шофер любил порядок, любил, чтобы все было на своем месте - слова, поступки и даже мысли.
- Я почти стала верить, Сид, - сказала Нина, - что ты родился в две тысячи третьем году. Но как ты попал к нам из будущего?
- Нина, ты неправильно ставишь вопрос. Важно не как, а зачем. Я попал в прошлое, чтобы встретиться с тобой. Я не мог примириться со случаем, с тем, что ты родилась на сорок лет раньше меня. Я увидел твое изображение в старинном семейном альбоме у своей бабушки и сделал все, чтобы встретиться с тобой. Как видишь, мне это удалось.